Андре Камински - В будущем году — в Иерусалиме

Мы готовы жить ради великих дел и умереть за них, если будет необходимо. Но — подчеркиваю — тогда лишь, когда это действительно будет необходимо.

Радек — всего лишь кролик, которому только бы команды раздавать, чтобы было чем заполнить ненаписанные страницы его биографии. Короче, приказы его нам не нужны.

Мы говорили также о том, что ты хочешь заполучить самую чудесную девушку на земле. К тому же, как ты сам пишешь, живой или мертвой. И опять мы должны несколько охладить твой пыл. Уж если и заполучить ее, то непременно живой. Все мы не видим никакого смысла в том, чтобы из любви или страсти ее следовало бы убивать. Оставайся трезвым большевиком и пойми наконец, что вся наша жизнь — это один большой футбольный турнир: то выигрыш, то проигрыш. В твоем конкретном случае по всем предположениям, тебе обеспечена победа. Но для этого ты должен вступить в игру и бороться. Кто остается в стороне, тот проигрывает. Иди к девушке и объяснись с ней. Желательно, не на словах, а на деле.

И потом, как зовут это твое чудо? Кстати, было бы по-дружески с твоей стороны, если бы ты при случае передал нам твой опыт в таких делах…

От имени всех братьев обнимаю тебя.

Когда Хенрик в своей комнате в мансарде читал это письмо, внизу, на первом этаже, Лео Розенбах вскрыл конверт с другим письмом, также чреватым серьезными последствиями. К тому же, оно было составлено гораздо более резко и по-военному напористо, чем то, которое только что получил Хенрик. В письме этом было следующее:

«Господин придворный фотограф,

положение, в котором я оказался по милости Вашей прелестной дочери, вынуждает меня пятнадцатого числа будущего месяца покинуть столицу Австрии и отправиться в расположение части, расквартированной в венгерском городе Пресбурге. Высочайшим повелением мне предписано продолжить мою карьеру в провинции, где общественные нравы не так категоричны, как в Вене.

В связи с этим мне хотелось бы, прежде всего, сочетаться браком с фройляйн Розенбах, что ввиду неловкости моего положения и моих пламенных чувств не терпит никаких отлагательств.

Во-вторых, я планирую еще до откомандирования объявить о намерении соединиться клятвой с вышеупомянутой барышней и оповестить об этом общественность посредством городской печати Вены.

В-третьих, я позволю себе в субботу на текущей неделе, в три часа пополудни, провести предварительные переговоры в Вашем доме, чтобы в должном порядке и в присутствии членов Вашей семьи официально просить руки Вашей дочери.

P. S.: Само собой разумеется, что еще до бракосочетания, о котором идет речь, фройляйн Розенбах перейдет в католическую веру.

За сим остаюсь с выражением высочайшего почтения

Прочтя это письмо, Лео Розенбах сейчас же огласил текст его за обеденным столом. Едва дослушав до конца, Мальва швырнула свою тарелку в стену и закричала, что этот гусарский солдафон может убираться ко всем чертям. Он просчитался, и она не хочет больше о нем слышать. Лео аккуратно собрал осколки и заявил, что хозяин здесь пока еще он и никакие сделки не состоятся без его на то согласия. Поэтому он намерен принять господина Шишковица, и принять именно так, как он считает нужным. Яна, в свою очередь, заявила жестким тоном, что в этом доме и она имеет право голоса. Она находит, что этот офицер перегнул палку и едва ли годится на роль зятя. Что же до отречения от иудейской веры, то об этом и вовсе речи быть не может. Времена инквизиции, слава богу, давно прошли. Переход в католическую веру — есть принуждение, и ни в коем случае не может быть совершен против воли, хотя бы и сам кайзер лично потребовал этого. Никому нынче не позволено принуждать совершеннолетнюю женщину отказываться от своей конфессии, и Лео обязан незамедлительно отписать этому господину, что визит его нежелателен. И что это ему вообще взбрело в голову, продолжала взбешенная такой наглостью Яна, сначала проявить себя жалким ханжой, а после, какие-нибудь полгода спустя, как ни в чем не бывало являться в дом, да еще с таким ультиматумом! Этот наглец утратил всякое право переступать порог дома Розенбахов. Точка!

Лео возразил на это, что Яна слишком поспешно и эмоционально принимает столь важные решения. И что он не может себе позволить так просто восстановить против себя австрийского офицера. Однажды он уже поплатился за невоспитанность своей дочери и был вынужден со всем своим скарбом спешно бежать из Станислава. Куда направлять свои стопы теперь, если придется так же спешно бежать из Вены? Если бы Мальва так безрассудно не надавала пощечин графу, дело не зашло бы столь далеко. И теперь Мальве следует самой расхлебывать заваренную ею кашу.