— Вот вы увидите, из яйца вылупится лебедь, — о!
— А лебедь этот только и сможет, что пернуть, — о-о-о!
Шайхет свирепо покачал головой:
— Счастливого путешествия в Сибирь! Там вы все продолжите вашу болтовню. На свинцовых рудниках Верхоянска места хватит всем вам. Там вы будете читать по ночам и умничать днем. Кстати, что нового слышно про сыновей твоих, Янкель Камински?
— Слышно, что ты лобковая вошь, и если ты дальше будешь задавать свои дурацкие вопросы, я тебя растопчу!
Грабюк почувствовал, что сейчас начнется драка, и попытался смягчить обстановку:
— В жизни, как в карточной игре, говорят гоим: то тебе везет, то — нет. Взять, к примеру, этого Дрейфуса: сначала из него делали шпиона. Его изничтожили, заслали на Чертов остров, осудили как еврейского заговорщика…
— О, у тебя, наверное, появилась уже лампа накаливания…
— …а десятью годами позже, — продолжал Грабюк, не обращая внимания на пущенную в его адрес шпильку, — его освободили. Вернули его во Францию и произвели в майоры.
— И что сказали эти гоим? Извините, сказали они просто, мы ошибались.
— Из яйца вылупится лебедь, но с подрезанными крыльями.
— И все-таки мне хотелось бы знать, Янкель Камински, что слышно о твоих сыновьях? — продолжал нарываться Шайхет.
— Я не знаю, о ком ты брешешь, Мендель Шайхет. У меня пять дочерей, и это все. Прежде чем одну из них ты возьмешь в жены, я отрублю себе обе ноги — о-о-о!
— Я не о дочерях спрашиваю тебя, а о сыновьях твоих. Ты думаешь, мы не знаем, что они на твоей совести, ты, старая скряга?
— Придержи свою варежку, Мендель Шайхет, или ты раскаешься!
— Ты знаешь эту байку про торговца лошадьми из Калиша? Ее знают все. Он продал дьяволу все свое семейство. И что сделал он со своей выручкой?
— В последний раз советую тебе заткнуться!
— Так вот, — не унимался Шайхет, — он пришел в корчму, выложил их на стол и все до последнего гроша пропил.
Это был перебор. Янкель схватил стоявшую на столе бутылку и ударил Менделя по голове. И что? Произошло чудо: бутылка — вдребезги, а Шайхету — хоть бы что. Узкоглазый лишь кисло улыбнулся:
— Именно так, Янкель Камински, мишпуху свою он продал, вырученные деньги пропил. Потом он пришел домой, и его хватил удар.
Все с любопытством посмотрели на Янкеля — чем ответит он не унимающемуся обидчику. И чем он ответил? Он надел пальто и выкрикнул:
— Хаскль, счет!
Когда Янкель Камински вышел из трактира, на Западном полушарии — в Нью-Йорке, например, — было три часа пополудни.
Тому, кто сегодня пересекает Лексингтон-авеню или Третью улицу Лоуер Ист Сайд, может показаться, что он находится в родном Житомире или вообще — в каком-нибудь еврейском местечке Восточной Европы: такие же текстильные магазинчики, такие же кошерные ресторанчики, тележечки с горяченькими «кишкес» или «бэйгэлэс», запыленными книжками, засахаренными фруктами и прочими радостями тех давних времен. И точно такие же патриархи в кипах, с длинными бородами, торопливо снуют по тротуарам.
Уличные музыканты наигрывают приторную мелодию, примостившись в укромном уголке одной из улиц. Прямо напротив какой-то фанатик горячо произносит свою подстрекательскую речь. На заднем плане уныло стоят красные кирпичные дома. Один из них приютил в своем чреве мужской салон Джима Вайсплатта.
Из тридцати парикмахерских кресел занятыми были не больше половины. Тем не менее дискуссия, разгоревшаяся между клиентами, была не менее жаркой, чем в салоне у Зоненшайна в Варшаве или у Гловацкого в Галиции:
— В двадцать раз больше приезжих, чем в прошлом году, парень! Америка скоро лопнет от галдежа эмигрантов.
— И пусть она лопнет. Это пойдет ей на пользу.
— Что вы имеете против эмигрантов? Вы сами — один из них. Здесь, между прочим, все эмигранты. Кроме индейцев, но им тоже несладко.
— Индейцы и негры — это наша беда. Ни писать, ни читать они не умеют. Налогов они тоже не платят, потому что они неимущие. Черт бы их всех побрал!
— Зато они здоровы, не в пример нам, а мы все сдохнем от чахотки. Грамота никого еще не сделала богатым в Америке.
— Черт бы их всех побрал, сказал я. За гроши выполняют они любую работу, и когда профсоюзы решают бастовать…
— Нам не нужны ни профсоюзы, ни забастовки. Нам нужен порядок и один канал между восточным и западным побережьем. Все!
— И вы верите, что канал спасет нас? Плевать я хотел на этот канал!
— Это значит, плевать вам на Тедди Рузвельта, мистер? Тедди Рузвельт — лучший президент, который когда-либо был у евреев. С пробором или без?
Читать дальше