Захария Станку - Ветер и дождь

— Речь идет о дорожном строительстве, господин министр. Наша газета хотела бы поместить несколько подробных статей на эту тему. Но прежде чем приступить к делу, мне нужно было бы посоветоваться с вами, поскольку именно вы…

— Понятно, понятно… Теперь не очень-то подходящее время. Но раз речь идет о дорогах… Хорошо. Я согласен. Приезжайте ко мне на улицу Спартана.

Министр был очень возбужден, явно нервничал, но я сделал вид, что ничего не замечаю, и стал задавать ему вопросы о его дорожных проектах. Какое строительство предполагается развернуть в ближайшее время? Где именно будут строиться новые дороги? Предполагается ли построить еще один мост через Дунай или мы ограничимся существующим мостом в Чернаводэ? И так далее… Министр отвечал на мои вопросы, а я старательно записывал в блокнот его ответы. Исчерпав тему, я как бы невзначай спросил:

— А как чувствует себя господин Братиану? Говорят, что он идет на поправку?

Мой вопрос почему-то привел министра в состояние крайнего раздражения.

— Удивительно, — сказал он, — как это вы, журналисты, знаете все на свете, но не точно. Вы собираете все ложные слухи. Состояние господина премьер-министра, к сожалению, тяжелое, очень тяжелое. Я надеюсь, что еще сегодня сумею убедить его семью и политических соратников в необходимости хирургического вмешательства. Операцию нужно произвести как можно скорее…

— Операцию?

— Да, операцию.

— В таком случае разрешите мне полюбопытствовать: кому из наших известных хирургов будет поручено оперировать господина премьер-министра?

Мои слова окончательно вывели министра из себя. Он почти закричал:

— Кому из известных хирургов? О каких известных хирургах вы говорите? Вы забыли, что я тоже хирург? Мы не можем доверить жизнь вождя нашей партии первому попавшемуся хирургу. Я буду оперировать господина премьер-министра. Я — и никто другой!

— Извините, господин министр. Я действительно забыл, что вы тоже известный хирург. Но это лишь потому, что мы привыкли считать вас известным политическим деятелем, человеком, который неоднократно был министром…

— Да, был. И еще буду… Бог даст, я буду еще и премьер-министром.

— Разумеется. Лично я в этом совершенно убежден: вы, безусловно, когда-нибудь станете и премьер-министром. Еще раз прошу прощения, что я забыл о вашей второй профессии, о том, что вы замечательный хирург.

— Так и быть, прощаю. Таковы все журналисты — забывчивы.

— У нас тоже есть свои недостатки, господин министр.

— Основной недостаток ваш, что вы не доверяете либеральной партии. Иногда вы позволяете себе критиковать даже такого человека, как я. А ведь вся моя жизнь сама говорит за себя. Уж меня-то вы могли бы пощадить. Моя жизнь чиста, как свежая утренняя роса… как звездный свет… как юбки божьей матери… Так поется в замечательной народной песне.

— Вы любите народные песни, господин министр?

— Да, люблю. Каждый румын должен любить наши народные дойны. «Миорица»… «Баллада о гайдуках»… «Тома Алимош»… «Груя»…

Стояла гнилая, дождливая осень. Было холодно и неуютно. Над городом день и ночь висел туман. Я отправился в редакцию и написал свой репортаж. Секретарь редакции даже объявил мне благодарность.

— Завтра мы это напечатаем на первой странице.

Но моя информация не была напечатана. Ион Братиану, человек, казавшийся бессмертным, умер. Все газеты напечатали длинные некрологи. А его большое, сытое тело попало в руки патологоанатомов, и они его набальзамировали. В тот же день останки премьер-министра были выставлены в зале Атенеума… Регенты, еще не оправившиеся от страха перед семьей Братиану, назначили премьер-министром брата покойного — Винтилу Братиану.

— Винтила — это не Ионел. Наступают тяжелые времена для национал-либеральной партии.

— Ничего подобного. Винтила из той же семьи, так что дело пойдет на лад.

— Но, говорят, молодые либералы выдвигали Дука?

— Эту проблему мы решим позднее. Сейчас важно, чтобы вся власть осталась в руках нашей партии. Это главное.

— Власть от нас не уйдет. Ведь на нашей стороне полиция и армия. Все видные генералы — члены либеральной партии…

— Да, это правда. И все же… какое большое горе для нас… После смерти короля мы потеряли и Ионела…

— Король Фердинанд призвал его к себе на небеса. Ему надоело общество святых. Теперь король, наверно, уже беседует с Ионелом. Они обсуждают кандидатуры на министерские посты. Прикидывают, кто из оставшихся в живых лучше — Винтила или Дину… Семья Братиану большая, есть из кого выбирать.