Она поискала глазами своих детей в толпе и крикнула им:
— Идите сюда! Познакомьтесь с товарищами. Пусть на вас поглядят…
Они вышли из толпы, и оказалось, что это уже вполне взрослые люди. Все четверо были в мать — и лицом, и осанкой.
— Вот мои дети, товарищи. Один бог знает, как тяжело было их вырастить. Но я их вырастила. А теперь я сделаю их коммунистами. Все четверо будут у меня коммунистами. А что касается моего непутевого муженька, то мне стыдно за него, товарищи. Говорю ему: запишись в коммунистическую партию, как я… А он: нет да нет, боюсь, говорит, что эти, с Запада, высадятся в Констанце, прилетят на самолетах и повесят нас на первой акации… Вот он у меня какой! Боюсь, говорит, за завтрашний день. Опасаюсь, говорит, за то, что может случиться завтра. А что может случиться завтра? Завтра случится то, что мы захотим. Мне стыдно за мужа, товарищи. Дуралей он, вы уж его простите, товарищи…
— Ты меня не оскорбляй, Штефана, — пробормотал человек с дубиной. — Вот погоди, придешь домой, я тебя проучу.
— Думаешь, испугалась? Не боюсь я тебя, дуралей. Это же не твои слова. Это ты повторяешь слова, которым научили тебя Гэлбяза и боярин Цепою. Они тебя накручивают, дуралей. Вот при всех говорю: если не возьмешься за ум, пеняй потом на себя! Не смей даже являться домой — я тебя и во двор не пущу. С таким дуралеем я и знаться не желаю.
Кто-то из толпы спросил:
— И в постель к себе его не пустишь, Штефана?
Женщина смутилась и даже слегка покраснела, но быстро оправилась от смущения и ответила:
— И в постель… Вот вам крест! Он мне противен.
Человек с палкой пробормотал:
— Я тебе противен, Штефана? Ты меня не пустишь в постель? Ты? Ты меня не пустишь…
В толпе засмеялись. Женщина не обратила на это никакого внимания и продолжала:
— Неужто ты до сих пор еще не понял, что ведешь себя как дурак, Агапие? Был ты батраком у боярина? Был. Ел похлебку боярских слуг? Ел. Долгие годы тебя только похлебкой и кормили. Теперь пришло такое время, когда мы тоже можем стать людьми, а ты скулишь: «а если», «а вдруг», «а если вы нас обманете?», «а вдруг прилетят те, на самолетах?» Как тебе не стыдно, Агапие! Трус ты несчастный, Агапие…
Я подумал, что пора бы объявить собрание закрытым, а то появится еще какая-нибудь пара вроде Штефаны и Агапие и тоже начнет выяснять свои отношения при всем честном народе. Но тут я увидел приближающегося к нам всадника. Толпа расступилась. На лошади сидела женщина в сапогах и поддевке. Издали она показалась мне маленькой и толстой, но, когда подъехала ближе, я понял, что она горбата. Лицом она тоже не вышла: маленькие хитрые глазки, большой нос, похожий на картофелину.
Подъехав почти вплотную к нашему газику, горбунья ловко спрыгнула со своего коня и улыбнулась:
— Добрый день, товарищи. Здравствуйте!
В толпе громко засмеялись. Кто-то заметил:
— Барышня Ангелиу тоже стала товарищем. Здравствуй, товарищ барышня…
Горбунья не обратила никакого внимания на эти слова и протянула руку Орошу:
— Товарищ секретарь уездного комитета партии, не так ли? Разрешите представиться — Теца Ангелиу.
Потом она протянула руку и мне:
— Разрешите представиться — Теца Ангелиу.
— Очень рад.
Она вдруг пристально посмотрела на меня и спросила:
— Ваше лицо кажется мне знакомым. Вы не были журналистом?
— Не скрою. Был.
— А не приходили ли вы к моему отцу брать у него интервью? Приходили, можете не подтверждать. Боже, кто бы мог подумать, что я встречу вас здесь. Мир перевернулся вверх дном. Кто бы мог это предвидеть?
— Кое-кто все же предвидел, мадемуазель. Были люди, которые этого ожидали. Уверяю вас, такие люди были.
— Возможно, — сказала она спокойно. — Хотя все идет, наверно, не совсем так, как вы себе это представляли.
Она вдруг увидела мужа Штефаны и обратилась к нему:
— Как поживаешь, Агапие? Давненько я тебя не встречала. Что случилось? Почему не приходишь? Приходи. Есть разговор, Агапие…
Вместо Агапие ответила его жена Штефана:.
— А зачем ему к вам ходить, барышня? Что он у вас забыл? Опять заставите его работать, а кормить будете баландой?
— В нынешние времена и баланда годится, Штефана. У многих, у очень многих даже и баланды не найдется.
Она ловко смахнула хлыстом пылинку со своего начищенного до блеска сапога и снова обратилась к нам:
— Товарищи, я хочу с вами поговорить, у меня есть жалоба.
— Говорите, — сказал Орош. — У меня нет секретов от товарищей крестьян.
Читать дальше