Захария Станку - Ветер и дождь

— Много людей умерло у вас в прошлом году?

— Ого! Много. Померли все старики. И дети умирали, да не все. Вот мой дедушка умер, а мы с братом живем.

— Много вас дома?

— Десять душ.

Пока я разговаривал с детьми, Орош продолжал беседовать с крестьянами. И я услышал, как его спросили:

— За кого же мы будем голосовать, товарищ секретарь? Боярина Цепою мы знаем. А кто ваш кандидат?

— Вот он, — сказал Орош, показывая на меня. — Вот наш кандидат. Его зовут…

Орош громко произнес мое имя. И все взоры обратились на меня. Крестьяне рассматривали меня в упор, не стесняясь. Только на двух-трех лицах я увидел улыбки.

— Этот товарищ… — продолжал Орош и снова назвал мое имя. — Этот товарищ сам из крестьян. Он родился в придунайском селе Омида.

Вот этого-то как раз и не нужно было говорить. Потому что все, абсолютно все лица нахмурились. Я сначала не понял, в чем дело. Что случилось? Потом я сообразил: они поглядели на мои руки. Да, именно так. Один из них высказал вслух то, что думали все:

— Он из крестьян, говоришь? Не верю… Ни за что не поверю…

— Почему? — удивился Орош.

— Почему? А ты погляди на его руки. Господские руки. У крестьян таких рук не бывает. Он в жизни не брал лопаты в руки. Или топора. Да что там говорить. Человека нетрудно узнать по рукам.

— Я же не говорил, что он крестьянин, хлебороб, — поправился Орош. — Я сказал, что он из крестьян, то есть крестьянский сын.

— Вон оно что! Ну, это может быть. Очень даже может быть, что это и так. А может, и не так. Может, он и не крестьянский, а чиновничий сынок. Теперь так многие делают: напялят крестьянскую кушму или кепку и выдают себя за крестьян, за рабочих. Только нас не обманешь. Мы тоже кое-что понимаем. А его мы не знаем. Никогда в глаза не видели. Отдадим ему свои голоса, а назавтра его и след простыл. Ищи ветра в поле! Вот так-то, товарищ секретарь. Ты уж извини, но я скажу до конца: нам бы надо своего человека. Нам бы такого кандидата, которого мы знаем с малолетства, который с нами пуд соли съел. А этот — что? В воскресенье мы его выберем, а в понедельник он укатит в Бухарест — и делу конец. А нам бы такого, с кем и в понедельник можно бы поговорить по душам.

— Для этого у вас всегда есть партия, — сказал Орош.

— Партия, говоришь? Что ж, это хорошо. А почему партия не спрашивала нашего совета, прежде чем выставить его кандидатуру?

Орош шепнул мне:

— Говори теперь ты. Объяснись.

Во время этой избирательной кампании у меня бывали удачи. Но бывало и так, что мои выступления совсем не достигали цели. От чего зависел успех или неуспех — это всегда было для меня тайной. Вот почему каждый раз, когда мне нужно было выступить, я ощущал какую-то неуверенность. Так было и в этот раз. Тем более что сейчас я вообще чувствовал себя неважно. Я устал от дороги. Меня мучило все то, что я увидел в Осике, — ужасная бедность, изможденные лица, голодные дети. Все это не могло не пробудить в моей душе тоски и уныния. Но я не имел права молчать. И я сказал:

— Вы, конечно, не враги коммунистов. Знаю, что и ко мне вы тоже не относитесь враждебно. Но вы видите меня в первый раз, и я понимаю ваши сомнения. Вы хотите узнать, кто я? Ну что ж, я отвечу. Я скажу вам все как на духу. Как на исповеди…

И я коротко рассказал им о своей жизни. Я рассказал, как приехал в Бухарест и стал журналистом. Я рассказал и о судьбе своих близких, оставленных в Омиде. И о том, как складываются в столице судьбы разных наглецов и проходимцев. Мне не нужно было выдумывать. Я лично знал много таких людей. Они были типичными для бухарестского общества. Я рассказал о закулисной бухарестской политической жизни. О том, что может увидеть и понять столичный журналист, если только он не желает навсегда превратиться в лакея и мальчика на побегушках. Я сказал, что не думаю, чтобы у меня были какие-то особенные политические и общественные таланты. Но я хочу стать депутатом не для своего личного благополучия. Я обещал им, что, если я стану депутатом от Телиу, я не забуду своих избирателей.

Мне казалось, что я справился с возложенной на меня задачей и сказал все, что следовало сказать в подобном случае. Но когда я кончил речь и посмотрел на лица слушателей, я понял, что поторопился в своих выводах. Они мне не поверили. Особенно заключительной части моей речи, когда я обещал, что буду часто приезжать в Телиу и заниматься делами своих избирателей. Я не выдержал и спросил:

— Почему вы мне не верите?

Ответ оказался несколько неожиданным и для меня и особенно для Ороша.