Захария Станку - Ветер и дождь

Люди не любят долго грустить. Перед лицом смерти многие предпочитают отшучиваться. Особенно охотно шутят над смертью тех, кто при жизни внушал страх. Ионел Братиану был одним из таких правителей. При жизни он всем внушал страх. И вот теперь он лежал беспомощный, окаменевший в круглом зале Атенеума. Его руки, большие, сильные руки, которыми он держал кормило румынского государственного корабля и беспощадно расправлялся со своими противниками, были теперь неподвижно скрещены на груди. Беспомощные, высохшие руки покойника.

Ах, Бухарест, Бухарест!.. У человека, который лежал теперь в гробу, заваленном осенними цветами, было много сторонников и близких друзей. Теперь они уже не нуждались в нем. И многие из них даже не пришли на похороны. Sic transit gloria mundi [12] Так проходит слава земная (лат.) . .

Согласно завещанию покойного, его должны были похоронить в семейном склепе родового имения «Флорика». Перед тем как похоронная процессия отправилась на вокзал, состоялся траурный митинг. Покойному пришлось выслушать множество речей. Выступали ораторы либеральной партии и видные деятели других партий, с которыми Братиану воевал всю свою жизнь. И все превозносили покойного до небес, прославляли его добродетели, его ум и характер. В пылу красноречия ораторы придумывали события, которых никогда не было, и дела, которые покойный никогда не совершал.

— Он был совестью народа.

— Он был душой народа.

— Он был другом народа.

— Он был величайшим политическим деятелем! Величайшим из великих!

Один студент философского факультета, мечтающий о политической карьере, сравнил покойного с апостолами Петром и Павлом:

— Апостолы Петр и Павел основали христианство. Ион Братиану основал современную Румынию…

Кто-то в толпе громко сказал, так что всем было слышно:

— Ну и ну! Этот молодой человек далеко пойдет!

Разумеется, похороны Братиану объявили национальными. Газеты писали, что покойного оплакивает вся страна. И многие в это верили. Люди часто верят красивым словам. Ни одного человека, кем бы он ни был, не оплакивает вся страна. Чаще всего о таких людях забывают на другой же день после их смерти. Иногда их забывают даже близкие, забывают сразу же после похорон.

В день похорон Иона Братиану ни одна газета, конечно, не вспомнила о той роли, которую он сыграл в роковом 1907 году. А ведь это именно он отдал тогда приказ войскам открыть огонь по восставшим крестьянам. Никто не вспомнил и того, что в 1916 году Ион Братиану втянул Румынию в войну. Никто из ораторов, выступавших над гробом, ни словом не обмолвился и о расправах покойного с бастующими рабочими. В час погребения, когда проливной дождь вымочил до нитки священников и всех прочих участников церемонии, журналист-подхалим обратил внимание своих хозяев и на природу:

— Смотрите, нашего дорогого вождя оплакивают не только люди. Плачет даже небо…

— Да, да, само небо оплакивает Иона Братиану.

А на другой день после национальных похорон вся оппозиция объединилась и дружно ринулась в атаку на новый кабинет либеральной партии. Доктор Митика Ангелиу, который снова был назначен министром путей сообщения, встретив меня в кулуарах парламента, стал упрекать в том, что я не сдержал слова:

— Ты так и не написал о моем проекте реформы дорожного строительства.

— Да, еще не написал, господин министр.

— Почему?

— Из-за известных вам событий, господин министр…

Он взял меня под руку, отвел в сторону и сказал:

— Ты видел, как нападают на меня газеты? Что ты на это скажешь?

— Что тут можно сказать…

— Они называют меня «человеком, который зарезал Иона Братиану». Другие выражаются иначе: «Человек, который перерезал глотку Иону Братиану». Боюсь, эта кличка теперь пристанет ко мне надолго. Может быть, она даже войдет в историю национал-либеральной партии, в историю Румынии… Какой ужас!

— Но ведь именно вы оперировали покойного. Следовательно, вы и разрезали ему глотку…

— Ах, и ты?!

— Не понимаю… На что вы сердитесь?

— Слово «глотка». Оно вульгарно. Как могут образованные люди, журналисты, пользоваться таким вульгарным словом, когда речь идет об Ионе Братиану, о великом Ионе Братиану? У нашего вождя было горло, а не глотка. И как смеют журналисты нападать на меня, на одного из честнейших политических деятелей Румынии, на человека, который всегда вел скромную, добродетельную, почти аскетическую жизнь?

— Да, теперь я понял… А что вам мешает принять новый закон, ограничивающий свободу печати?