Захария Станку - Ветер и дождь

В начале одиннадцатого из канцелярии возвращается Симон.

— Вы знаете новость?

— Знаю. Этой ночью нас расстреляют.

— Кто вам сказал?

— Все так говорят.

— Чепуха! Будут расстреляны только легионеры.

— Все?

— Нет. Пятьдесят человек. И среди них — принцесса.

— Кто тебе сказал?

— Лейтенант, который командует жандармами. Он зачитал мне список.

Масслер:

— Что же нам делать?

— Ложиться спать.

Симон соглашается. Сделать мы все равно ничего не можем. И мы начинаем раздеваться, укладываться, тушим свет. Но уснуть не может никто.

В лагере тихо. Нам кажется, что это какая-то особенная, жуткая тишина. Иногда она прерывается топотом солдатских сапог — это жандармы проходят по главной аллее. Потом вновь становится тихо.

Мы ждем сна.

Он не приходит.

В конце концов мои соседи все же засыпают. Я слышу это по их дыханию.

А мне все не спится. Зажигаю спичку, смотрю на часы.

Два часа ночи.

Ничего не произошло.

Я засыпаю…

Утром мы узнаем, что за каких-нибудь пять минут до назначенного часа полковника вызвал по телефону Бухарест и он получил приказ отложить акцию на двадцать четыре часа.

Ни один легионер не выходит из своего барака. Впрочем, когда наступает обеденный час, те, что похрабрее, являются к столу. Остальным не до обеда. Страх парализовал их. Наступает вечер, и лагерь снова замирает в ожидании событий.

Полковник нервно разгуливает по лагерю и бешено ругает каждого, кто попадется ему под руку. Лейтенант, которому было приказано командовать расстрелом, ходит, опустив голову, и не смотрит людям в глаза. Рядовые жандармы тоже выглядят растерянными. Ни одному из них не хочется быть палачом, а дело ведь до сих пор так и не прояснилось: будут расстреливать или не будут?

На третий день новая весть: от расстрела отказались. Несколько легионеров, которые считаются наиболее опасными, заперты в одном бараке, у дверей приставлена стража. Жандарм торчит и у того барака, в котором живет принцесса. Проходит еще несколько дней, и эти экстренные меры тоже отменяются. Министерство окончательно отказалось от расправы. Говорят, этого добился сам начальник лагеря. Только один человек в отчаянии: лагерный шпик Бурштейн. Его работа опять не дала никаких результатов. В сущности, никто из легионеров и не помышлял о побеге. Начальник лагеря лично произвел расследование и уверился, что это так называемое «дело» сводилось к таинственной записке полубезумной принцессы. Полковник потребовал удалить ее из лагеря. Министерство согласилось, и принцесса уехала. Я видел, как она шла к воротам с небольшим саквояжем в руке. Кажется, ее отправили в женский монастырь.

В тот же день лейтенант, командующий стражей, сказал мне:

— Хотите посмотреть комнату, в которой жила принцесса? Вам, как журналисту, это, наверно, будет интересно.

— Разумеется…

Он повел меня в барак и открыл дверь, на которой мелом была выведена цифра семь. Я увидел запущенную комнату с солдатской койкой, застеленной таким грязным бельем, что простыни и наволочка были почти черные. Стены и потолок в паутине. Я не рискнул переступить порог: отвратительное зловоние ударило мне в нос. Пол был весь покрыт грязью и окурками.

Лейтенант ткнул палкой в один из углов и сказал:

— Посмотрите туда, направо, вон в тот угол.

Я увидел высокую горку какой-то странной засохшей грязи.

— Что это?

— Не догадываетесь? Принцесса не считала нужным пользоваться туалетом…

— И никто здесь не убирал?

— Мы думали, она убирает здесь сама. И вот полюбуйтесь…

— Но эта женщина явно ненормальна!

— Мы это знали.

— И не сообщили в Бухарест?

— Сообщили. Но бухарестские господа слишком заняты. Они, как видно, даже не читают наших донесений. Только теперь полковник наконец добился разрешения отправить принцессу в монастырь или в психиатрическую лечебницу.

Убедившись, что им ничего не угрожает, легионеры снова обнаглели. Жан Виктор Вожен разгуливает по главной аллее и доказывает всем встречным, что Гитлер обязательно выиграет войну. Траян Брэиляну усердно изучает газеты и обсуждает прочитанное с профессором Панаитеску. Хотя армии Гитлера, даже судя по фашистским газетам, все время отступают и похоже, что они вскоре откатятся к границам Германии, бывшие легионеры полны самых радужных надежд. Они искренно верят в то, что немецкое отступление — трюк, что на самом деле генералы Гитлера готовят русским западню.

Доктор Трифою еще в первые дни заключения как-то признался, что он ничего не смыслит в политических и военных вопросах. Разговор происходил в комнате Виктора Ефтимиу за картами. Доктор Трифою сказал: