Захария Станку - Ветер и дождь

И этот герой нашего времени носил зеленую рубашку. Но среди легионеров, прибывших в лагерь, его не оказалось.

Уже после того, как прозвучал сигнал отбоя, мы вдруг услышали какой-то необычный шум у ворот. Любопытные вышли из бараков и вскоре вернулись с новостью: в лагерь прибыли жандармы. С сегодняшней ночи они берут на себя охрану заключенных. Жандармов много — человек двести, а то и больше.

Вступив на территорию лагеря, жандармы прошли по главной аллее и направились к большому пустырю, который отделял лагерные постройки от кладбища. Вскоре мы услышали выстрелы: жандармы проводили ночное учение.

Среди заключенных началась паника. Забыв о сне, люди осторожно пробирались из одного барака в другой, тихонько стучались к знакомым и спрашивали:

— Как вы думаете, что означает эта стрельба? Уж не собираются ли они прикончить нас сегодня?

Стрельба продолжалась почти два часа. Потом над лагерем снова воцарилась тишина. Утром ко мне подошел Жак Берару:

— Представь, я не мог сегодня уснуть. Легионеры из соседней комнаты всю ночь ползали на коленях и громко причитали, умоляя господа бога, чтобы он спас их от расправы. Боже, какие трусы!.. И евреи из нашего барака тоже не спали всю ночь.

— Тоже боялись?

— Конечно. Но уже не жандармов, а легионеров.

— Почему же они боялись легионеров, если те сами всю ночь дрожали от страха?

— Смешно, конечно! Но евреи не забыли легионерские погромы. А уж если человеком завладел страх, не так-то легко от него избавиться.

Начались тревожные дни. Менее чем за неделю в лагерь привезли около трех тысяч легионеров. И все смешалось: демократы, журналисты, евреи, бывшие командиры легионерских отрядов.

Одним из немногих, кто не потерял самообладания, был писатель Виктор Ефтимиу. Он пригласил в свою комнату легионеров Вожена, Панаитеску, Брэиляну. Угостил их сигаретами и настоящим кофе. А потом приступил к словесной расправе.

— Нуте-с, — начал Ефтимиу. — Что вы теперь скажете о своих союзниках — гитлеровцах? Еще не надоели вам нацисты? Довольны ли вы поведением господина Киллингера? С тех пор как Румынией стал управлять посол Гитлера, барон фон Киллингер, все мы, выступавшие против фашизма и гитлеризма, оказались здесь, в лагере. Ну а вы? Вы-то что здесь делаете? Ведь это именно вы пригласили гитлеровцев в Румынию!

Панаитеску и Брэиляну молчат. В углу сидит Радомир. Он закутан в теплую шаль и выглядит еще более жалким, чем в тот день, когда его сюда привезли. Время от времени он снимает вспотевшие очки, протирает их, вытирает глаза.

Единственный из всей компании, кто еще пытается держаться нахально, — это бывший посол легионерского правительства в Риме — Вожен.

— Я в дружеских отношениях с самим Муссолини и с Гитлером. В пятницу я обедал с Киллингером. В субботу — с итальянским послом. А в воскресенье меня арестовали. Прежде чем отправиться сюда, я успел передать этим господам следующее: если фашистские державы позволят, чтобы меня держали здесь больше трех дней, пусть пеняют на себя! Пусть больше не рассчитывают на мою дружбу и помощь.

Виктор Ефтимиу усмехнулся:

— Что ж, поживем — увидим… А пока… не хотите ли составить пульку?

Бывший министр просвещения извиняется:

— Я не умею играть в карты. Я занимался только философией.

Панаитеску тоже не хочет играть. Радомир играть умеет, но он в таком состоянии, что не в силах сесть за карты. Он просит извинения и уходит. Виктор Вожен, дипломат и светский человек, разумеется, не отказывается от игры. Остальные уходят и присылают вместо себя доктора Трифою из Крайовы. Это тоже бывший легионер, награжденный высшими легионерскими орденами. Он рад, что ему представился случай развлечься и успокоить нервы. Однако нужен еще четвертый партнер, и Виктор Ефтимиу приглашает Майера с моноклем. Все четверо садятся за стол, и начинается игра. Командир легионерских отрядов доктор Трифою играет в паре с Майером, Виктор Ефтимиу — с Воженом.

Журналист Никушор Граур, который следит за игрой, вдруг говорит:

— Посмотрите на Майера с моноклем. Вот он и удостоился чести играть в карты с двумя легионерами. Если б ему это сказали год назад, его, пожалуй, хватил бы удар от радости…

Майер с моноклем спокойно возражает:

— Почему, господин Никушор? Что тут особенного?

Легионеры… Фашисты… Сколько раз в жизни встречал я этот извращенный человеческий тип! Вот вспоминаю, как в том же лагере находилась около года женщина, которую все называли принцессой. Она и в самом деле принадлежала к старинному аристократическому роду. В лагере ей отвели отдельную комнату. Почти никто ее не видел: она никогда не покидала свой барак. Никто с ней не разговаривал: она никого к себе не пускала. Два раза в день дежурный по кухне приносил ей еду — обед и ужин.