Захария Станку - Ветер и дождь

Он был невысок, с кривыми, как у монгольского всадника, ножками, с плоским и помятым лицом, глядя на которое можно было предположить, что когда-то ему сильно досталось в драке. На самом деле такое лицо у него было от рождения. Одевался он даже здесь, в лагере, весьма элегантно, брился каждый день, каждые два-три дня стриг свои густые и курчавые волосы, и от него всегда пахло одеколоном. О своей профессии он рассказывал без всякого стеснения, но предпочитал называть себя импресарио, а своих девушек — актрисами.

Жил он неплохо. В последнее время даже удалился от дел. Он собрал достаточно денег и занимался главным образом карточной игрой. И здесь, в лагере, он много играл и легко проигрывал, ничуть при этом не огорчаясь: если деньги кончатся, ему пришлют еще.

— Кто же вам пришлет? — удивленно спрашиваю я. — Из ваших же слов я понял, что у вас нет никакой родни?

— У меня нет даже друзей. Но вы забываете о моей профессии. Я вел себя не так, как другие. Девочки, которые прошли через мои руки, все до одной нашли свое счастье.

— Каким образом?

— Я выдал их замуж. И они мне очень благодарны. В Бухаресте мне ни о чем не нужно беспокоиться: каждая из них рада мне помочь. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из них не приносил мне подарка. И все это только потому, что я относился к ним с уважением. Я относился к ним так, как будто это были мои собственные дети.

— И много у вас таких детей?

— Сейчас посмотрим.

Он достал записную книжку с алфавитом. Почти на каждой странице стояло имя одной или нескольких девушек, их адреса и номера телефонов. Было видно, что записи в книжке ведутся очень аккуратно: когда кто-нибудь менял адрес, появлялась соответствующая поправка. Все это было очень похоже на реестр должников.

— Как видите, детей у меня немало… И все же я пропащий человек, маэстро!

Он слышал, что я журналист и писатель, и, видимо желая мне польстить, называл меня «маэстро». Обычно я остерегаюсь людей, которые меня так называют. По опыту я знаю, что рано или поздно такой человек обязательно извлечет из кармана какую-нибудь рукопись и попросит меня высказаться о его литературных способностях. Но торговца живым товаром я в этом не подозревал.

И вот я гуляю с ним по аллее Жака Попеску. Мой спутник так мал, что, когда он идет рядом, кажется, будто это карлик.

— А что случилось? — спрашиваю я. — Почему вы вдруг решили, что вы человек пропащий?

— Я влюбился.

— Давно?

— Нет. Совсем недавно. Я влюбился в красивую женщину, которую встретил случайно на улице. Она мне так понравилась, что я пошел за ней следом и узнал, где она живет, где работает, как ее зовут. Когда она возвращалась с работы, я ждал ее на улице. Потом шел за ней. Роскошная женщина! Но одета неважно: старое платье, шляпка, которая была модной года три назад. (Я разбираюсь в дамских туалетах.) Словом, я узнал о ней все, что можно узнать, и вскоре мы познакомились. Выяснилось, что она вдова. Как обычно, я начал делать ей различные предложения: свести с богатым человеком или устроить в кабаре… Она в ответ только посмеивалась. Заметив, что я ей не противен, я пригласил ее в ресторан. Во время обеда она вдруг говорит: «Почему вы все хотите пристроить меня к другому? Разве вы сами не мужчина?» Может, вам это покажется странным, маэстро, но дело в том, что в отношениях с женщинами я всегда был скромен и застенчив. От ее слов я покраснел, как восемнадцатилетний юнец. «А разве, — говорю, — это было бы возможно?» — «Пока нет, — сказала она. — Но позднее… кто знает». Я заказал шампанское. Потом купил ей огромный букет цветов и отвез ее домой. Ночь была такая… с луной… Но у ворот своего дома она сказала: «Здесь мы расстанемся». На другой день я снова послал ей цветы. И на третий. А на четвертый явилась полиция и отправила меня сюда. Вы поверите? Я уже получил от нее двадцать семь писем — каждый день по письму. Ах, какие поэтические письма!..

Видя, что он шарит рукой по карманам, я говорю:

— Оставьте. Покажете мне их в другой раз. Теперь мы на прогулке.

Я смотрю на него. Он очень взволнован. Когда он говорит о своей любви, у него дрожат губы. Вдруг он опускает голову и делает великое признание:

— Маэстро, я тоже пишу ей каждый день. В стихах. Вы не согласились бы прочесть?

— Письма в стихах? С удовольствием. Но не все сразу. Стихи надо читать не торопясь. Их надо смаковать.

В его глазах зажигается радостный огонек. Он вынимает из кармана пачку писем и протягивает мне одно из них. Я читаю: