Андрей Латыголец - «Годзилла»

Поступок Сташевского носил весьма «стукаческий» характер, но все мы в глубине души были ему благодарны, хотя за нашим периодом всё более упрочилась неблагонадёжная репутация «шестых». Секач даже предлагал «фазанам» перевести всю «слонячку» в черты, но наказание такого рода носило индивидуальный характер. Сташевского окрестили «Стасей», на том дело и замяли.

***

Я стоял возле калитки и разговаривал с Алесей. С минуты на минуту должна была приехать смена на караульном «уазике». От горя подальше я отошёл к стакану, проститутка осталась стоять неподалеку.

«Уазик» подъехал через мгновение. Ночью «козёл» во внутренний дворик не заезжал, а останавливался на въезде. Завидя путану, из кабины вылезли Кесарь и «автоботовский» водила. Подошли к Алесе, о чём-то с ней долго разговорили, было видно, что она мнётся, но потом засмеявшись, как ни в чём не бывало, запрыгнула в тёплый салон на заднее сидение. Кесарь подошёл к калитке и подозвал меня.

— Короче, стоишь тут ещё два часа и желательно кому вякнешь, что видел. Если что, Курюта приболел и ты добровольно вышел на повторное патрулирование.

Я промолчал и с грустью проследил, как «уазик» умчал по проспекту в сторону пятого поста мою собеседницу.

Заряд невиданной ревности охватил моё сердце, меня даже не радовало, что я лишних пару часов пробуду на посту, в то время как пацаны будут драить караулку, либо стоять на костях. Я испытывал к Алесе какое-то неопределенное чувство, строил планы, думал, что приеду к ней в Мариуполь, просто так, в гости, надеялся, что, возможно, изменю её мировоззрение и она забросит своё пагубное пристрастие продавать тело в этом промёрзшем городе. Я даже посвятил ей короткое стихотворение с желание когда-нибудь прочитать его, и был уверен, что она поймёт язык.

Но, в конце концов, я позабыл, что она была обычной проституткой, которая от нечего делать, коротала со мной время между сексом.

Утром, часам к пяти, когда меня и замёрзшего бедолагу Ранко привезли в караулку, и мы сидели в бытовке около сушилки, отогревая свои окоченелые тела, он поведал мне всю историю.

— «Уазик» загнали за БВП, там есть учебный класс. Завели шалаву туда и поочереди её оттарабанили. А Кесарчук скорострелом оказался. Вышел через пять минут. Водила и Курюта с ней ещё долго возились. Вышли потом довольные… Суки, четыре часа на посту продержали…

Далее Ранко разрознился спитчем негодования.

Я лишь с горечью для себя заключил, больше не общаться с Алесей, посчитав её предательницей, но скорострельность Кесаря немного повеселила. Иного я не ожидал.

***

Когда сыпал мокрый снег с дождем, я укрывался под аркой и тупо, как истукан смотрел на «Сваякі». Пьяный сброд, проститутки, выводящие под руки англоязычных иностранцев, мужланские разборки около выхода из ресторана, обилие дорогостоящих машин, тряпья и понтов, заставляло лишь судорожно вздыхать. С этой стороны калитки мир казался диким и нелепым. Я думал на манер заправских вояк «вот бы в армию всех этих пидрил, посмотрел бы я как они тут заговорили» и сам ужасался своих мыслей.

Всё же лучше быть по ту сторону баррикад. Что я здесь забыл? А потом отрезвляюще звучал гудок «уазика» и я стремглав мчался к калитке, пока Кесарь не успевал досчитать до десяти.

***

В конце месяца батальон охраны залетел. Накосячила наша вторая рота в лице женоподобного «фазана» Дубкова. И, как говаривал прапор Станкович: один отличился — вся рота в почёте, накосячил — все плохие. Залёт в карауле очернил весь батальон.

Дубкова в начала месяца перевели со второго поста на первый. Где-то в обед он пропустил без пропуска в Министерство обороны барышню в военной форме, которая оказалась проверяющей, и тут же донесла о такой оплошности начальнику штаба. Не известно, потерял ли он бдительность, либо пустил её за красивые глаза, но ситуация эта омрачила положение последующих пяти-десяти караулов.

Дубкова сняли с наряда, а на его место отправили Ратькова. В караулке устроили переполох и на всеобщую опалу нашего периода временно забыли, что не могло меня не радовать.