Андрей Латыголец - «Годзилла»

В караулке «фазаны» по-прежнему безуспешно пробовали нас сплотить, своими методами только обостряя в нас злобу и непростительные обиды друг на другу, ставили по часу, а то и по два на кости, пробивали в фанеру и в голову.

Иногда, стоя перед ними в упоре лёжа, мы выслушивали их размышления по поводу дедовщины. Это было откровенным издевательством. «Фазаны» единогласно соглашались с тем, что традиция эта пришла из зоны, когда во время Отечественной войны в армию стали набирать зэков и штрафников, а уже потом, многим позже, когда были сокращены сроки службы и один период тащил службу на год больше другого, дедовщина укоренилась и приняла более изощрённые методы.

Они попивали чай и всё же соглашались, что без неё в армии никуда и если её враз отменить, всё ляжет колом и вообще караул кричи.

Кесарчук включал музыкальные каналы, монотонно отсчитывая «раз-два-полтора», и мы жали под мировые и российские поп-новинки.

Для моих мозгов это было ещё большей пыткой, нежели упор лёжа: кости успели огрубеть и я практически не чувствовал боли.

Потом я даже стал про себя подпевать, чтобы не сойти с ума и по мелодии мог запросто угадать исполнителя.

Хитом начала 2012 года была песня с длинным названием некоего испанского певуна Michel Telo. Как же меня бесила эта добрая и танцевальная мелодия. В тексте много раз повторялись слова «Nosa, nosa».

В одну из таких прокачек мы стояли на костях где-то около часа, и Сташевский зарыдал.

— Я больше так не могу, убейте меня…

Из начкарки вышел Секач.

— Так, — сказал он, потирая руки, — полтора, первый период!

Я посмотрел на Сташевского, он посинел и по нему было видно, что он на грани срыва. А потом у него носом пошла кровь. Закапала большими каплями на голубоватую плитку и он упал.

— Готовьтесь, «слонята», — подытожил Секач. — Кесарь, неси дубинку, пусть Сташевский полежит, отдохнёт и посмотрит, как я по его пацанам пройдусь.

По ящику гремела «Nosa» и Кесарь поднялся, чтобы идти за орудием наших пыток. В моём мозгу что-то вспыхнуло и я подумал, раз погибать, так с музыкой, и в лад с исполнителем, громко запел:

— Носа, носа, хуярит кровь из носа — мы снова на костях, ай-ай-а-я-яй!

В бодряке на мгновение повисло молчание, а потом Потапенко, грохнувшись со стула на пол, стал истерично ржать. Я посмотрел на Секача — тот душился от смеха, Кесарь вынужденно ухмыльнулся, и со всех комнат повыходили остальные «фазаны».

Истерия продолжалась около пяти минут, а потом Секач сказал:

— Ладно, вставайте, и скажите Петровичу спасибо, сегодня он вас спас. Носа, бля…

— Хуярит, говорит, — не унимался Потап.

Мы отнесли Сташевского в бытовку и холодной водой привели его в чувства.

А уже на следующий день в части я слышал, как «фазаны» из других рот и подразделений шутливо распевали перефразированную мной «Нoсу».

Слухи в армии расходились быстро.

***

На следующий караул, после лютой прокачки с «красными драконами», мы сидели со Сташевским в бытовке. Остальные разошлись по постам. «Фазаны» где-то рубились. Рацык на кухне кипятил для Секача кофе. Я сидел напротив Сташевского и смотрел, как он трясётся, вздрагивая от каждого шороха.

— Я так больше не могу, я кончусь завтра в части, ночью пойду в туалет и вскрою себе вены.

Я не на шутку занервничал, подсел к нему и по-дружески обхватил его за плечи.

— Санёк, ты что это, у тебя ведь мать дома, отец ждёт.

— Мою мать лишили родительских прав, отец только остался… Он хотел, чтобы я в ВДВ служил… Я так его подвёл, — судорожным голосом затараторил Сташевский.

— Ну вот, а представь, как ты его разочаруешь, когда вскроешься? Потерпи немного, скоро «фазаны» уйдут и заживём! — успокаивал его я, представив, как бы он ещё больше мучался в ВДВ, и, вероятно, повесился бы уже через месяц.

— Они только в июле уйдут, я не выдержу, и так вес потерял, а ты ведь помнишь, какой я накаченный приехал?

— Помню, самый здоровый среди нас, самый сильный. А вот дембельнёмся, съездим к тебе на родину. Ты же из-под Жлобина?

— Да, городской посёлок Пиревичи, там у нас дом на берегу Днепра, — я увидел, как его глаза заблестели. — Летом по вечерам шашлычок, водочка, я, правда, не часто выпиваю, но иногда можно, там так приятно дышать и тишина…

Я записал его адрес и номер телефона в свой блокнот.

— Приезжай, тебе понравится.

А утром в роте, на подведении итогов, Сташевский сдал Секача с потрохами ротному Вере. Сташевского сняли с караула и отправили в наряд по ГРУ, вместо него взяли убогого Напалюка. На время Секача отстранили от караулов и чаще стали ставить Левашевича со Студневым, что весьма облегчило нам службу. Караулы проходили спокойно, а Кесарь особо не залупался.