Захар Прилепин - Некоторые не попадут в ад

В разгар вечера явились ещё несколько гостей — и они лишь дополнили эту мозаику, этот вертоград.

Обед был, в сущности, прост — но нельзя не оценить было насыщенность этой простоты: щи, гречневая каша, рыбка томлёная, пироги, свои соусы, водочки-наливочки; с боярских ли, с петровских ли времён — ничего за этим столом не изменилось.

Я мало ел, совсем не пил — не то чтоб пугался сесть после этого за руль, совсем не пугался, — а просто мне и без того было очень хорошо, и я был благодарен этому человеку: его жестам, его повадкам, его невероятному остроумию, его умению расставить предметы так, чтоб удивление было всеобщим и никто не оставался в тени.

Уже вечерело, когда я вышел покурить, — и он появился следом; его дочь тоже курила, стоя за колонной, но отец её не приметил, и, завидя нас, она сделала молящие (очаровательные, на самом деле) глаза: «Не выдавайте отцу!» — и показала дымящуюся тонкую.

Я подмигнул ей. (Мы тут были самыми молодыми — и, согласно канонам классического романа, я мог в эту минуту подмигнуть.)

— Идёшь? — спросил меня хозяин по той теме, о которой уже сообщил ранее.

— Надо идти, — сказал я.

— Придумал, о чём будешь говорить?

— Не совсем.

— Захар, милый мой, — откинулся хозяин, тут же заметил выглянувшего из-за стеклянной двери работника в белой рубашке и попросил: — А сделай-ка нам… чайку. Чайку, да? — это уже ко мне, — и снова к нему: — С травкой… Захар, кто ему ещё скажет о самом главном?

— Хорошо, — улыбнулся я. — Попробую.

Было понятно, что человек передо мной, помимо тысячи прочих дел, несколько раз совершал и это: подводил одного неразумного, но имевшего привычку размышлять вслух человека к Владимиру, Ярославу, Дмитрию, Василию, Иоанну, Михаилу, Алексею, Анне, Екатерине, Павлу, Александру, Николаю, — только забыл, чем это всякий раз заканчивалось.

Рублём одаривали?

На дыбу тащили тело молодое вздорное?

Говорили: «надоел, выйди»?

Скорей, последнее.

Печаль в том, что ничего самого главного я не знал.

Те вещи, что были сейчас самыми главными для меня, — казались ли они столь же важными там, в поднебесье?

Кто же мог мне подсказать… Никто.

Я попросил ничего пока там не говорить, не напоминать обо мне. Сказал, что позвоню сам — и скажу, когда буду совсем готов.

В Женеве мне сообщили: сядешь на такси и приедешь в такую-то точку, это соседний городок, или даже соседняя страна; в Европе такое всё аккуратное, подобранное, близкое — пока дремлешь на задних сидениях, можешь миновать три бывших империи, скукожившихся до размеров дамской перчатки. Соберутся послы, — сообщили мне, — влиятельные люди, представители медиа, будет международная конференция, посвящённая национальным отношениям и сложной роли вашей страны; для вас предусмотрена отдельная встреча со всеми желающими, и закрытый ужин будет в финале, вам передадут отдельное приглашение к ужину на месте.

День обещал быть насыщенным.

Я взял такси, показал, чтоб вообще не открывать рот, водителю адрес в присланной мне организаторами смске, и мы поехали.

Часа через полтора шофёр прижался к обочине, пробурчав: мол, выходи, приехал, тебе сюда. Куда сюда — ничего не ясно. Даже не понял, на каком языке он говорит.

Я вышел.

Увидел высокий забор: чёрные прутья, заострённые концы; с той стороны вроде кто-то толпится, но не очень много людей.

И на воротах — два высоких охранника в чёрной форме. Проверяют у всех бейджи. У меня никакого бейджика не было. Быть может, он лежал в той сумке, что мне передали, но я поленился рыться.

Не размышляя, пошёл к воротам, — обогнул нескольких людей, которые что-то торопливо объясняли охране, попутно раскрывая свои сумки, — подмигнул взглянувшему на меня охраннику, как соседу по многоквартирному дому, — он, к собственному удивлению, тоже ответил мне узнающей улыбкой, — и, не сбавляя хода, направился к официанту, который разносил шампанское.

Взял два бокала, один тут же, залпом, выпил и поставил на поднос, а со вторым отправился прогуливаться по дворику.

«Забавно, — подумал, — если таксист привёз меня куда-то не туда. Сейчас я выпью здесь всё шампанское — и пойду искать правильное место».

Минут через десять ко мне подошёл приветливый, чуть стесняющийся человек в красивом костюме и спросил, чуть сомневаясь своей удаче: «Захар?.. Мы все смотрим на вас. Как хорошо, что вы приехали. Директор Русского Дома просит представить его».

Директор был с женой. Жена его была бесподобна и необычайно приветлива ко мне. Она поздоровалась со мной, словно мы давние приятели, — хотя никакими приятелями мы не были, я видел её первый раз в жизни. У неё была чудесная гривка чёрных кудрявых волос, смуглая кожа, маленькие зубки и удивительно красивый, улыбающийся рот. Она была совсем не похожа на русскую, но при этом определённо была русской.