Захар Прилепин - Некоторые не попадут в ад

Его тут же начали узнавать все, каждый, и каждый кричал: «Эмир! Эмир!» — однако не лез обниматься, расспрашивать, просить расписаться на ладони, но проходил мимо, благословлённый только одним тем счастьем, что — лицезрел, окликнул, получил ответный взмах руки, улыбку на три четверти небритого удивительного лица с прищуренным собачьим взглядом.

Огромной рукой Эмир тут же остановил такси. «Залезай!» — велел мне. Кажется, это была самая старая машина в Белграде, и самое малогабаритное такси, — но Эмир подобрал ноги; сопровождающие его метались в поисках других авто — но их не было, — он открутил стекло вниз, спросил у меня: «Какой адрес?» — я прочёл в телефоне по слогам, — он прокричал, и закрыл окно: «Поехали».

Только потом я понял, что сделал.

Это как если бы Никита Сергеевич Михалков пригласил меня — да ладно меня, — югославского, неважно из какой именно страны, мальчишку лет под сорок — с одной еле различимой ролью в каком-то местном, не очень заметном, получившем поощрительный приз при показе студенческих работ кино, — на знакомство, — заказав оглушительный стол в ресторане с видом на Кремль, — а тот ему через пятнадцать минут говорит: «Меня друзья ждут в Бутово, в пивной “У Саныча”, — короче, план меняется, к ним поедем, Никит. Да, Сергеич?»

Мы укатили с Эмиром на край города, там была пивная, — в пивной последовательно упали в обморок охранник, официантка, управляющий и все, меня ожидавшие; сербские мои товарищи, такие же дворняги, как и я, осели — почти как рэперы при виде Захарченко, — но эти были повзрослей, эти хотя бы справились со своим речевым, с мимическими мышцами: смогли улыбаться, издавать приветственные звуки, потом, постепенно, начали получаться слова; за отсутствием официантки, мы думали самолично наливать себе пиво сами из-под кранов, — но и она ожила, и управляющий тоже, он бросился в пляс; начали сдвигать столы, расставлять бокалы. Ещё когда рассаживались, я залпом закинулся тёмным, чтоб сохранять градус в организме, — а едва расселись, выпил ещё бокал, чокнувшись с Эмиром за продолжающееся знакомство; к четвёртому бокалу понял, что ни черта не соображаю, хочу спать, только спать, исключительно спать, — нет сил даже приподнять веки; пытался усовестить себя: он же летел из Америки, он ехал пять часов к тебе на встречу, загнал водителя, он оставил фосфорический суп и чёрное вино, — а ты хочешь спать? — да, хочу спать.

Недолго думая я объявил об этом вслух, — кажется, мы не просидели тут и двадцати минут, дольше ехали сюда; меня моляще ухватил за рукав кто-то из моих дворняжьих товарищей — зашептал на ухо: «Эмир рассказывает о своём детстве, о своей юности, о своих драках, — мы никогда его не видели таким, он никогда про это не говорил… Ты понимаешь, что происходит? Не уезжай, брат! Он же ради тебя всё!..» — «…не, я поеду!» — мотнул я головой.

Мы обнялись с Эмиром.

Эмир остался с моими дворнягами в Бутово, или где там. Я не человек, я праздник — я устроил, чтоб всем было хорошо.

И что вы думаете? — он даже не обиделся: по крайней мере, мне так представляется.

Так и пошло: виделись то там, то здесь, я выпивал, он чаще всего нет; зачем я ему был нужен, представления не имею, — мы даже душевных разговоров никогда не вели (наверное, ему хватило первого раза), и умных не вели: чтоб я как-то обогатил его, боже мой, мир? Садились рядом, перекидывались какими-то мало что значащими фразами, смеялись иногда, гуляли где-то, — со стороны могло бы показаться, что мы просто дружим с детства — и нам уже ничего не надо обсуждать; в моём случае так оно и было — но в его?..

Я ведь как представлял: встречаются две глыбы, две эпохи, две судьбы, — один другому говорит: что, старик, переберём, пересмотрим нашу утварь — коллизии, аллюзии, диссонансы, неологизмы, — потрясём копилками: может, выпадет какая редкая монетка у тебя, может, у меня, — обменяемся, пригодится. И трясут копилками — отвернувшись от людей, загородившись сомкнутыми плечами, — скряги, старые коряги, косятся, что у кого выпало, чтоб жадными пальцами схватить, — сначала на зуб попробовать, потом к свету поднять: ай, хороша находка, даришь? — дарю, старик! — ай, спасибо, не зря повидались, дай обниму, поцелую, — я тебя три раза поцелую, и я тебя три; всего шесть.

Не, ничё такого.

Разве что девок не обсуждали; а так — если б мы в поддавки играли, приговаривая: «Вот ты чёрт сербский!» — «Вот ты русская кочерга!», — интеллектуального блеска в таком времяпрепровождении было бы много больше, чем в иных наших беседах.