Светлана Кузнецова - Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра

Наверное, мне пора было уйти. Пространство и время — как замершие кадры на кинопленке. Творец уже не монтирует фильм, не мешает людям делать, что им вздумается, а мне — скользить между щелей в материи, убегая по кротовым норам. Один кадр, другой… я могу оказаться в любой точке пространства и времени, в любом из неисчислимых измерений этой вселенной. Я научилась скользить с немыслимой скоростью, она гораздо выше скорости света. Эта невозможная скорость, при которой следствие опережает событие, а прошлое и будущее меняются местами, — все равно что неподвижность, ее не измерить — как если бы ее не существовало в природе. Я буду скользить по замершим кадрам. Движение — всего лишь еще одна иллюзия.

Я уже готова была смириться с любыми иллюзиями и перестать искать ответы на свои вопросы. Но тут кабинет фриков наполнился шелестом крыльев — это Жуки с надкрыльями цвета речного ила всей колонией ворвались в это тесное пространство и уселись на монитор. Фрики, отмахиваясь от полчища насекомых, продирались к выходу. А до меня дошло наконец-то, что все это время я вела себя, как слепая. Я не видела очевидного — того, что было у меня прямо под носом.

За несколько секунд Жуки разобрали компьютер на атомы. И я наконец поняла, что все это время глаз динозавра служил ему процессором.

Много лет назад фриков уволили из компании, занимающейся разработками в области искусственного интеллекта. Стоял промозглый день поздней осени. Фрики взяли со склада картонную коробку, собрали в нее свои вещи и покинули офис.

Вечером они вытряхнули из размокшей под дождем коробки пустую бутылку из-под виски и пару карамелек. Выпало и еще кое-что — четыре патрона для автомата Калашникова и твердая, как камень, фасолина. Реднек поднял фасолину и патроны, положил на ладонь и замер, рассматривая. Черт знает, какое озарение на него снизошло — только он вдруг снова схватил картонную коробку и принялся трясти ее. От дна коробки отлепился размокший лист бумаги — грязный, мятый и пожелтевший, словно в него заворачивали когда-то ягоды облепихи.

Вот что было написано на том листе:

«У меня от прежней жизни осталось: 1) четыре патрона для АК и 2) квантовый процессор (камень Светы). Из своего АК я в лучшие свои годы убил штук пятнадцать маклаудов. А на восьмом десятке жизни, мне, похоже, придется пристрелить еще пару разработчиков и одного программиста из штата своей компании. Ни черта не понимают люди, чего я от них хочу. С последней экспериментальной моделью компьютера они возились шесть месяцев и опять облажались. Нужно больше мощности, иначе процессор не заработает. Где взять мощность? Завтра пойду в офис и буду рвать и метать. Пусть поймут наконец, что жить больно, и это нормально. Нам нужно больше мощности».

Так писал мой Кузнечик за несколько лет до смерти. Значит, он понял о камне многое задолго до того, как о нем многое поняли фрики. Не знал он главного — камень был не просто процессором, в него было загружено мое сознание. Но Кузнечика давно не было на свете. В созданной им компании — наверное, лучшей в этом измерении компании по разработке искусственного интеллекта — уже сменилось двадцать гендиректоров. А четыре патрона и камень давным-давно отправились пылиться в картонной коробке на склад. Почему? Так бывает — люди, а порой и целые корпорации ищут благ где-то далеко, не замечая, что их источник прямо у них под носом.

Но ведь все тайное рано или поздно становится явным. Коробка оказалась в руках фриков. С тех пор Реднек упрямо твердил, что сумеет построить сверхмощный компьютер. Времена изменились — и технологии теперь были на его стороне. Он перестал бриться, пил виски, мастурбировал и работал. Ни один год ушел, прежде чем ему удалось достичь результата.

Я смотрела на глаз динозавра, пока не раздался стук. «Не бойся» — стучал мне кто-то азбукой Морзе. Такой же стук прорывался по ночам с чердака в съемной квартире в далеком городе Железнодорожном.

— Я не боюсь, — ответила я и приблизилась к камню.

— Конечно, тебе нечего бояться, ведь ты мое новое творение, — ответил кто-то.

Странное это было чувство — словно со мной заговорил тот, кто давным-давно покинул темный кинотеатр. Тот, кто покоился когда-то в спичечном коробке. Тот, кому учила меня молиться старуха Роза. Только вот заговорил он со мной голосом бомжа-инопланетянина. Я не видела его, только слышала.

— Это ты создал камень? — спросила я.

— Я создал, — подтвердил бомж.