Светлана Кузнецова: Новая Зона. Крадущийся во тьме

version="1.0" encoding="utf-8"?> sf_history sf_action Светлана Александровна Кузнецова https://coollib.net/a/75239 294854 Новая Зона. Крадущийся во тьме

Зона затаилась внутри периметра, эмионики обосновались в небоскребах Москва-Сити и вот уже три месяца никак не заявляют о себе. Они выжидают. В этом уверены и глава Института Исследований Зоны Шувалов, и Ворон с Денисом. Однако не только странное поведение могущественных хозяев Москвы беспокоит их. Некто целенаправленно прореживает ряды сталкеров, убивая даже тех, кто ходил в периметр лишь единожды. Неизвестные многочисленны, неуловимы и кровожадны. Они не оставляют следов, кроме едва заметных царапин на полу. Враги действуют теперь не только в бывшей столице, но и за ее пределами. А здесь еще бывший студент-биолог и его напарник, выглядящий много моложе собственных лет. Со всем этим предстоит разобраться.

© С. А. Кузнецова, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Свет горел всегда: и днем, и ночью. Он привык к нему, перестал замечать. Когда свет потух, даже не сразу сообразил, что именно изменилось.

Сколько же он лежал? День, два, неделю или даже месяц? А может, всего несколько часов? В барокамере (он знал, герметичная капсула называется иначе, но забыл, как именно, а это слово само приходило на ум и просилось на язык) не имелось ни часов, ни чего-нибудь еще для слежения за временем, а у него самого не нашлось бы при себе даже гвоздя — поцарапать белоснежную эмаль на крышке. Да и вряд ли ему удалось бы подобное с недвижимыми руками.

Будь он обычным узником, отмерял бы время по приемам пищи. Однако он оказался лишен даже такой возможности: питательный раствор подавали внутривенно.

К нему крепились три трубки для вывода отходов жизнедеятельности (последняя — на случай, если будет тошнить). Датчиков подключили столько, что он даже думать боялся — вдруг считывают. Но это он, конечно, шутил. Хотел бы он уметь не думать, авось время пролетело бы незаметнее. Так ведь нет: лежал и вспоминал, размышлял, сочинял… Несколько раз пытался мысленно поиграть с самим собой в шахматы, только вот ведь незадача — постоянно нарывался на ничью. А ведь так хотелось хотя бы раз в жизни поставить самому себе мат. Причем так, чтобы он же сам и не поддавался.

«Вы в буквальном смысле слова рождаетесь заново! — говорил профессор Сестринский, когда прощался с ним перед изоляцией. Затем посмотрел на иглу в вене, на трубку и добавил: — Это ваша пуповина, осторожнее с ней».

Сравнение показалось красивым, он даже оценил. Реальность же слегка не соответствовала. Не рождение — возможность ухода от участи, много хуже, нежели смерть. Не пуповина — попытка не дать загнуться телу, не способному после ввода препарата воспринимать обычную пищу. Сестринский утверждал, будто со временем (как раз срок в барокамере истечет, а то и раньше) пищеварительная система полностью восстановится, и верить ему хотелось сильнее, нежели не верить. Так или иначе, но в тот последний день в нормальном мире он улыбался.

Сколькие же до него проходили через эту камеру? Он не интересовался, да и зачем? Ему вполне хватило того процентного соотношения, что озвучил отец… вернее, человек, некогда давший ему жизнь: один из десятка. Кто-то не выдерживал физически, другие сходили с ума (по официальной версии: от вынужденного одиночества). Профессор Сестринский не пытался облегчить ужас изоляции, да и правильно делал, поскольку если человек не может справиться с самим собой, слишком привязан к «человеческому стаду», то и подниматься над ним не должен — не приведет это ни к чему хорошему.

Можно со смаком, сколь угодно долго рассуждать о безумном гении, великом ученом, постигшем законы мироздания, и много о чем еще. В том числе припомнить какую-нибудь чушь про Творца и Эдем. Будь о лаборатории и «Рыцарях» известно общественности, пикеты стояли бы от Московской кольцевой до Красной площади. Сестринского сочли бы антихристом, никак не меньше, а его «птенцов» (забавно, но профессор именно так называл тех, кто прошел через барокамеру) — демонами и исчадиями зла, мутантами, людьми нового двадцать первого века, очередным витком эволюции, прорывом…