Светлана Кузнецова - Новая Зона. Крадущийся во тьме

От мигреней Ворон научился избавляться сам. Может быть, за ним и наблюдали. Возможно, срабатывал какой-то датчик на теле, и внутривенно подавалось обезболивающее, но он не знал об этом и первое, что пытался сделать, — боль осознать и принять, а потом раствориться в ней и тем самым уничтожить. Получалось не всегда, но самовнушение — великая вещь, как говорил кто-то из классиков.

Однажды он увидел смерть отца. В реальности он не желал иметь с ним ничего общего. Ворона воспитывала мать, однако он точно ни в чем не нуждался и учился в очень престижной школе при посольстве, мог позволить себе любую книгу и хобби. Многие ли могли похвастаться подобным во времена тотального дефицита или передела власти и ресурсов? Вряд ли.

Отец появлялся в его жизни всего трижды, и каждый раз Ворон предпочитал поступать по-своему и ни разу не жалел об этом. Согласился он при встрече четвертой, когда отец пришел к нему в палату и предложил стать подопытной свинкой. А ответил бы отказом — остался парализованным неизвестно на какое время, хорошо, если не на всю жизнь.

Ворон не помнил, что чувствовал, когда увидел застреленного отца. Потерю ощутил точно, и она осталась с ним навсегда, несмотря на то, что это был всего лишь сон.

Еще одно сновидение он запомнил очень четко.

Все начиналось, как фантастический боевик или компьютерная игрушка с очень хорошей графикой. Он стоял посреди вымершей Москвы, в которой (и он знал об этом точно) почти не осталось людей.

Столица представляла собой полигон вроде чернобыльского. Ворон лично открутил бы руки и иные части тела тому, кто подобное допустил, но сон не предоставлял информации, кто и почему виновен в столь плачевном положении в родном городе.

На него нападали какие-то существа, которым с ходу не выходило даже дать приличных названий. Наверное, хотели съесть, а может быть, защищали свою территорию. Атаковали они внезапно, но Ворон каким-то образом предвидел и ждал их действий, потому и давал достойный отпор.

Разглядывая поверженного прусака размером с кавказскую овчарку, он и заметил еще одно… существо.

— Вы-хо-ди…

Мальчишка вздрогнул, присел, обнимая колени, и попытался сделаться как можно меньше и незаметнее. Возможно, он хотел куда-нибудь уползти по-тихому, но Ворон не собирался дарить ему подобную возможность, да и не хотел.

Мутировавшие дети представляли собой серьезную опасность. Они обладали сильными экстрасенсорными способностями. Людей обычных они подчиняли себе с помощью эмо-удара — он же «бомбардировка счастьем». Подпавший под него человек шел за таким ребенком куда угодно.

Впрочем, этот конкретный эмионик явно не вызывал желания опекать и заботиться. Да и выглядел он далеко не блестяще: невысокий, худющий, с огромными глазищами на пол-лица и впалыми щеками. А еще грязный: даже цвет волос определить не выходило. Сколько ему лет, Ворон не брался даже предположить.

— Ну! — прикрикнул он.

Мальчишка едва не подпрыгнул от окрика, встал, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, посмотрел затравленно и вместе с тем дерзко. Ростом он, пожалуй, достигал ему до плеча, значит, лет тринадцать — аккурат на границе между ребенком и подростком, наверное, потому Зона его и не прибрала окончательно.

Конечно, еще не вечер, и у мальчишки есть большой шанс загнуться от голода, но нечто в его облике точно просматривалось: вроде и человек, но уже не совсем. Нет, убивать его Ворон не собирался. Впрочем, особого желания с ним возиться он тоже не испытывал. Ладно, черт с ним, кому-нибудь сбагрит, не так уж мало у него знакомых лидеров кланов, которые ему кругом обязаны.

Мальчишка сделал робкий шажок в его направлении и преобразился. С лица и рук исчезла грязь, волосы оказались русыми с золотистым отливом, обноски превратились в синие джинсы и темно-серый свитер с двумя полосками из ромбиков черного, желтого и белого цветов, у Ворона в детстве был такой же… так, стоп!

— Замер! — озвучил он мысленный приказ, и мальчишка замер как вкопанный.

Все же способности налицо. А змеиная сущность?..

— Попробуешь снова — убью, — мягко и спокойно сказал Ворон. Мальчишка явно понимал человеческую речь — шел на контакт и беспрекословно подчинялся. Даже более того: сначала выполнял приказы и только потом удивлялся, с чего бы вдруг ему проявлять покорность.

…И снова напал.

— Черт! — Ворон прикусил губу до крови и схватился за висок. Он должен был ощущать эйфорию, всепоглощающую любовь к маленькому засранцу, но чувствовал только, как в голову входит раскаленный добела стальной штырь. То ли эмионик попался дефективный, то ли все дело в самом Вороне — попробуй разберись.