Светлана Кузнецова - Новая Зона. Крадущийся во тьме

Вполне возможно, именно Никита и его коллеги по ветклинике стали первыми свидетелями надвигающейся угрозы. Приблизительно за полгода до катастрофы к ним валом повалили различные мутировавшие животные: кошечки с внезапно посиневшими глазами («Совсем как в Дюне», — восхищалась одна из хозяек), собачки, у которых отрастала пятая лапа или появлялись совершенно несвойственные ранее признаки поведения, попугайчики, сбросившие оперение и принявшиеся обрастать мехом. Случаи мутаций они, конечно, фиксировали и раньше, но в основном у бездомной живности, кормившейся на помойках и бродящей где попало, в том числе и вблизи складов артефактов. А тут — поток именно домашних питомцев, некоторых и на улицу ни разу не выпускали.

«А! Мы все умрем», — смеялся над подчиненными администратор клиники первые два месяца, а потом уволился и, если не врали сослуживцы, продал квартиру и уехал из Москвы в Питер.

«Это очень нездоровая ситуация, Гранин», — говорил профессор, с которым Никита, внутренне замирая от собственной наглости, решил поделиться проблемой.

Странно, но после катастрофы, случившейся с Москвой, Никита совершенно забыл этого человека. А ведь сотрудничал с ним целых полгода. Будто корова языком слизнула часть воспоминаний. Он прекрасно помнил внимательный взгляд, поджатые бескровные губы и спокойный тембр голоса, но забыл имя и фамилию и даже то, кем был профессор в институте.

Никита хоть сейчас мог воспроизвести их разговоры и рассказать о проводимых исследованиях. Еще — что профессор обожал чай с малиновым джемом, но не более этого.

Время, оставшееся до катастрофы, Никита занимался статистикой. Он фиксировал все случаи мутаций, их количество, всплески и затишье, тщательно отмечал на карте адреса, выявлял районы «мутационных эпидемий». Когда он однажды увидел в новостях репортаж с Тимирязевской, где правоохранители накрыли подпольный склад артефактов, он от избытка чувств позвонил профессору с выкриком: «Я оказался прав!» А в ответ получил: «Именно благодаря твоим данным им и удалось, работай дальше».

Увы. Никого, как оказалось, не интересовали животные, а только деньги и эти чертовы выкидыши Зоны, артефакты, не столько приносящие пользу, сколько губящие все вокруг себя. Никита тогда запил на неделю. У него хватило мозгов вытребовать себе отпуск за свой счет, иначе скорее всего потерял бы работу. С вузом оказалось сложнее: пришлось на него забить. Благо, шла середина семестра, и на прогулы смотрели сквозь пальцы.

Когда в один из вечеров позвонил профессор, Никита наговорил ему много лишнего и обидного. В ответ получил: «Кошечки и собачки действительно не важны, людей спасать пора!» Кажется, профессор еще прибавил, что ненавидит альтруистов, а больше них — упертых идиотов, считающих, будто все обязаны жить в любви и гармонии со всем миром. Никита тогда послал его подальше, кажется, даже нецензурно, но пить перестал. Сотрудничать, впрочем, тоже.

Он по-прежнему собирал данные, составлял графики и отмечал на карте наиболее неблагополучные районы. Как и следовало ожидать, больше всего их оказалось в промышленных зонах, на территориях заводов, котельных и складов.

Наиболее серьезные очаги в районе Тушино и Тимирязевской уравновешивала промзона возле Варшавского шоссе и территория ликвидированного завода АЗЛК на Волгоградском проспекте. Москву словно осаждали со всех сторон маленькие островки аномалий. Когда Никита задумывался над этим, ему становилось страшно.

Через месяц он решил уехать и обратился к риелтору для продажи квартиры в Москве и покупки чего-нибудь в Подмосковье с доплатой, но тот предложил грабительские условия. В другом агентстве Никита попал на какую-то совершенно неадекватную тетку, которая внезапно вознамерилась его совестить и упрекать: и квартиру-то бабушкину он продает, и деньги наверняка хочет на наркотики спустить, и будь ее воля, совершеннолетие в этой стране наступало бы в двадцать пять лет, и все были бы обязаны посещать воскресную школу.

Никита вылетел из ее кабинета весь пунцовый и, пожалуй, впервые осознал правоту профессора и его нелюбовь к альтруистам. Тетка ведь теряла выгодную сделку из-за желания наставить «юного бездаря» на путь истинный. Уже на лестнице его нагнал другой риелтор, который сказал, что тетка является близкой родственницей их шефа, тридцать лет просидела в опеке и попечительстве и получила профдеформацию на всю голову, и Никита даже согласился с ним работать. К тому моменту он однозначно решил свалить из Москвы подальше — идеально, если куда-нибудь на юг, где климат получше, а жизнь попроще.