Алан Холлингхерст - Библиотека плавательного бассейна

— Привет, — сказал я, кивнув. Аластер прищурился и, запыхтев, как паровоз, принялся пританцовывать и мутузить воображаемого противника. Я рассмеялся, довольный тем, что со мной не поехал Фил.

— Сегодня у нас важное событие, — сказал Билл, — финальные бои за Кубок Нантвича. Мы возлагаем большие надежды на этого молодого человека.

Взглянув на Аластера, я нисколько не удивился. Этот широкоплечий парень был явно постарше маленьких, тощих участников первого боя и в отличие от них безотчетно пылал харизматическим энтузиазмом. Впрочем, вряд ли Билл связывал свои надежды исключительно с боксом. У его протеже было привлекательное лицо с квадратным подбородком и нежно-розовыми, как у меня, щеками, а вместо стрижки ёжиком, как у его товарищей по команде — ультрамодная прическа: короткие гладкие волосы по бокам и буйные золотистые кудри сверху. Он смахивал на заключенного, рожденного фантазией Жене [100] Жан Жене (1910–1986) — французский писатель, поэт и драматург. . Над эротично припухлой верхней губой уже виднелся облизанный светлый пушок. Внезапно я почувствовал безумное влечение к мальчишке — меня вновь охватило помешательство, владевшее мною на кладбище и позабывшееся было среди мам и пап.

— Пойдем посмотрим, как он дерется, — сказал Билл — и под звон гонга, возвестившего об окончании первого боя, мы вернулись в зал.

Я понятия не имел, то ли Билл хладнокровно иронизирует, то ли думает, будто я знаю, что его фамилия Шиллибир и что он имеет некоторое отношение к феодальному строю Нантвича. Пока же его занимали только мысли о боксе, и он то убегал, чтобы перекинуться парой слов с отцом Аластера (кусавшим губы от волнения во втором ряду), то доказывал свою причастность к происходящему, мимоходом отпуская привычные замечания: «Ну что, цел, Шон? Молодчина, давно бы так!»; «Следи за его левой, Саймон», — и держась при этом несколько принужденно или аффектированно, причиной чему служило напряжение в зале (ведь Билл был человеком тихим и сдержанным), а может, и мое присутствие.

Наши места находились в первом ряду, возле угла лаймхаусской команды, и вид ринга на уровне помоста, беспорядочное движение ног по настилу, канатное ограждение, угрожающе кренившееся в нашу сторону, когда на канаты наваливался один из мальчишек, — всё это придавало зрелищу пугающую реалистичность. Когда объявили фамилию Аластера, его возраст и вес, Билл, явно измученный переживаниями за своего подопечного, тяжело опустился на соседнее место.

— Чертовски способный малый, чертовски способный, — сказал он мне.

И тут прозвучал гонг.

В противники ему достался чернокожий парень, весивший больше него, но менее подвижный. Аластер, который был взвинчен до такой степени, что принялся агрессивно приплясывать еще до того, как боксеры соприкоснулись белыми ударными частями перчаток, проворно перемещался по рингу, поначалу в основном присматриваясь к противнику, но изредка бросаясь вперед и аритмично нанося короткие прямые удары по корпусу. Как и многие боксеры, коих мне доводилось видеть — к примеру, Морис из нашего клуба, — Аластер не отличался богатырским сложением. На лопатках и загривке, не прикрытых ярко-синей майкой, почти не было видно мускулов, да и длинным, сильным рукам все же недоставало той неуловимой мышечной массы, которую без особых усилий наращивают многие простые работяги. Легко сблизившись с противником, он быстро нанес ему несколько ударов — левой, правой, левой, — и тот, едва не споткнувшись, повалился спиной на канаты. Когда возникший между парнями рефери жестами глухонемых, принятыми на ринге, изображал счет до восьми, раздались голоса в поддержку Аластера — громкий, отрывистый крик отца и невнятный гомон юных болельщиков и членов команды. Трое модно одетых подростков, выкрикивавших слова одобрения, ухмылялись и жевали резинку. Эти застенчивые ребята старались вести себя как подобает мужчинам и ничем не выдавать своего волнения. Соперники порезвились еще немного, и раунд закончился.

В тот же миг Билл, движимый исключительно беспокойством и долгом, вскочил на ноги. Человек с похожими на шлем бакенбардами намеревался протереть ринг шваброй и подбодрить боксера, но Билл, схватив табуретку и юркнув между канатами, неуклюже заключил своего подопечного в крепкие ритуальные объятия и усадил его в угол. Подняв голову, я смотрел на них и слышал почти все Билловы замечания, смесь любви и неожиданного недовольства.