Алан Холлингхерст - Библиотека плавательного бассейна

— Ты увлекся малолетками? — спросил Фил.

— Я увлекся тобой, милый.

— Да, но…

— Ты же знаешь, что наша связь незаконна. Формально мне еще три года нельзя до тебя дотрагиваться.

— Боже мой! — сказал он так, словно это всё меняло, и принялся ходить взад и вперед по комнате. — И все-таки в малолетках, по-моему, есть что-то притягательное. Лет эдак после четырнадцати. То есть совсем маленьких детей трогать, конечно, не следует…

— Да… но если у малыша уже выросла большая елда, которая всё время стоит, и он не знает, как быть с похотью, заполняющей всю его жизнь — в этом, как ты говоришь, есть что-то притягательное.

Фил ухмыльнулся и покраснел. Помимо всего прочего, он любил меня за то, что я облекал подобные мысли в слова, узаконивал их, причем не стесняясь в выражениях. Эти свободные высказывания побуждали его выявлять неизведанные возможности языка, порой так беспечно, что мне казалось, будто он всё выдумывает. Особого внимания удостаивались члены «Корри». «Я просто запал на этого Пита/Алана/Найджела/Гая», — тихо торжествовал он, когда мы одевались после душа или снова выходили на вечерние улицы. Судя по всему, особенно возбуждал его поразительно красивый, мужественный гетеросексуал Морис. «Какая жалость, что он натурал», — говорил Фил, с пленительно серьезным видом качая головой.

Это была трогательная реклама свободы слова. И тем не менее, она вызывала у меня приступы ревности. Если Фил питает подобные чувства к Алану, Найджелу и прочим, как знать, что произойдет, когда мне будет недосуг выслушивать его признания, а в мое отсутствие появятся Пит или Гай собственной персоной — с педерастичной улыбочкой, вечной готовностью к сексу и оценивающим задницы взглядом? Однажды вечером, в бассейне, я познакомил Фила с Джеймсом, который, конечно, тут же паразитически им увлекся. Но в этом я не усматривал никакой опасности. Были и более отчаянные греховодники, к примеру — невозмутимый эквадорец Карлос с его сарделькой длиною в фут. Его первая (успешная) попытка охмурить меня сопровождалась словами: «Ну и ну, такого классного болта, как у тебя, я отродясь не видывал», — вступительная фраза, гарантирующая успех только тому, кто и сам обладает неплохими физическими данными. А несколько дней назад, когда все мы вытирались, я услышал, как он, то ли позабыв, то ли проигнорировав это правило, говорит Филу: «Эй, малыш, у тебя очень аппетитная попка», — и увидел, что Фил, покраснев, с презрением отвернулся от него. А мне не сказал об этом ни слова.

Возможно, я напрасно тревожился. Мы прекрасно проводили время вдвоем. Почти каждый день я бывал в гостинице, где познакомился с Пино, Бенито, Сельсо и прочими. Поздно вечером и ночью мы спали и занимались сексом в нашем временном пристанище — чердачной комнатенке с ее снимком Ладлоу, сделанным с высоты птичьего полета. Каждое утро Фил спал часов до одиннадцати, но погода по-прежнему стояла расчудесная, и с полудня до шести, когда наставала пора отправляться в «Корри», мы загорали на крыше.

Лежать приходилось на узком, посыпанном гравием островке, защищенном дымовыми трубами из глазурованного кирпича, а по бокам — еще и колючим готическим заборчиком из железных флеронов и терракотовых четырехлистников. За ним, с обеих сторон, круто опускались крыши с мансардными окнами, парапетами и напоминающими башенки выступами. Слева, совсем рядом, возвышались над площадью кроны платанов; где-то в пропасти между деревьями исчезала из виду улица, хотя снизу до нас доносились ее гул и визг, а в тишине при переключении сигналов светофора — журчанье и плеск трех фонтанов в общедоступном парке. Справа внизу было видно здание нашей гостиницы с ее внутренними дворами-колодцами, вентиляционными шахтами и пожарными лестницами. Помимо всего этого, компанию нам составляли и другие высокие здания — мрачные монолиты Сената [104] Здание совета Лондонского университета. и заброшенного Сентер-Пойнта [105] Тридцатитрехэтажное административное здание, построенное в 1965 г., однако пустовавшее из-за разногласий по поводу стоимости аренды. , зеленый купол Читального зала библиотеки Британского музея, — за которыми можно было разглядеть и претенциозный угловой купол Коринфского клуба. Люди редко появлялись на этих господствующих высотах, на всех этих удивительных уединенных возвышенностях, среди цистерн для воды, люков запасного выхода и лестниц для текущего ремонта. А на крыше гостиницы мы всегда бывали одни.