Василе Войкулеску - Повести и рассказы писателей Румынии

Я провожал Лету окольными путями к вокзалу: мне стало ясно, что вот теперь-то мы по-настоящему познакомились. Поезд в К. уходил в пять. Мы брели узкой мощеной улочкой между акациями с побеленными стволами. Июньское и без того не слишком голубое небо было затянуто серой дымкой, предвещающей зной.

С противоположной стороны улицы по каменной мостовой нам навстречу с грохотом катилась водовозная бочка. Рядом брел человек в шароварах, понукая впряженного в телегу осла. Вода сильной струей выплескивалась из плохо закрытой бочки. Складывалось впечатление, что назначение бочки разбрызгивать воду, а не хранить ее. И до сих пор мне часто снится мощеная улочка, и водовозная бочка, и осел, и человек в шароварах. Итак, по мостовой с грохотом катилась бочка. Лета вдруг сорвалась с места и перекрыла ей дорогу. Осел остановился, опустив голову, как делают все ослы на свете. Она крепко поцеловала его и также стремительно вернулась обратно. Мне показалось, что она чуть прихрамывает. «Это из-за камней», — подумал и тогда.

— Да ты просто Титания! — воскликнул я, снова вспомнив Шекспира. — Титания и только.

Я подошел к ослу, взял его за уши, как только что сделала она, и, наклонившись, увидел на лбу животного, в центре белого пятна, четкий рисунок губ — след яркой помады.

Было восемь утра, ждать оставалось еще пять часов. Спустившись со ступенек Морского банка, я отправился бродить по городу. Стояло прохладное майское утро. Солнечные лучи тщетно пытались пробиться сквозь тяжелую сырость густых весенних облаков. По пустынным улицам лениво разгуливал ветер, пахло цветущей сиренью и рыбой — должно быть, ветер был южным, он всегда гонит из Дарданелл косяки ставриды и луфаря.

Располагая кучей свободного времени — целых пять часов, я впервые за десять месяцев с начала моих еженедельных визитов в К. получил возможность поразмышлять над своей авантюрой: сверхурочными заработками, которые я регулярно выплачивал Пии. Более наивного объяснения воскресных поездок я изобрести не сумел. Зато выдать себя с головой мог в любую минуту. Понимая это, я тем не менее не утруждал себя поисками более благовидного предлога. Убедительности ради я даже назначил себе день получки в М. — в четверг вечером я приносил домой зарплату. Эту сумму я выкраивал из квартальной премии, подсчитывая все с точностью до десятых, так что со временем и сам стал верить в доходы, которые себе выплачивал. Это было отвратительно. «Дорогая, вот весь мой приработок, — лгал я, — они не очень-то щедры». Вместе с деньгами я распределял происшествия. Я не сразу выкладывал все недельные события и слухи, кое-что приберегал на последний, воскресный день, так как сам ничего не мог придумать. Воскресными вечерами, возвращаясь домой, я сразу же заваливался спать, отказываясь даже от ужина.

— И когда только кончатся твои сверхурочные, — возмущалась Пия, пока я раздевался. — На кого ты стал похож — кожа да кости!

— А черт его знает, — бормотал я. Потом зарывался в одеяло и притворялся спящим.

На улице пахло жареными пончиками. Неожиданно для себя я оказался на летней ярмарке, которую устраивал местный горсовет. Крутилось колесо фортуны, взлетали кабины на цепях, тир ждал клиентов, торговали пончиками. В этот ранний час я был, вероятно, первым посетителем. Кинув монетку в автомат, я выиграл стеклянную кружку, которую там же и оставил. Купив пончик, отправился дальше. Пончик обжигал пальцы, и я ждал, пока он остынет.

Непредвиденные обстоятельства выбили меня из колеи, и я бесцельно бродил по улицам. Я представлял себя то безработным бродягой, то человеком, недавно подавшим в отставку. Два противоположных чувства соседствовали рядом: безнадежность отчаяния и радость освобождения, которого раньше я не испытывал. Нежданная свобода пугает и манит, как некая рискованная авантюра. Не преследуя в жизни никакой цели, ни за чем не гонясь, можно глядеть на мир независимо, чуть свысока, а только так, наверно, и следует к нему относиться.

С аппетитом уплетая поджаренный, густо посыпанный сахарной пудрой пончик, я почему-то вдруг вспомнил, как на лекции много лет назад кто-то задал вопрос: «А что вы можете сказать относительно воскресений в будущем?» Лектор ответил: «Вся неделя будет состоять из одних воскресений». — «А когда же работать?» — последовал вопрос. Действительно! Я даже перестал жевать, так ясно увидел перед собой педагога: он разглядывал нас как каких-то первоклассников, которым все надо разжевать и в рот положить, «А авто-ма-ти-за-ция? » — произнес он по слогам. Я снова принялся за пончик. В памяти прозвучали слова: «Государство об этом подумает».