Леван Хаиндрава - Очарованная даль

В это время раздался сильный взрыв, за ним сразу же второй. Стекла задрожали, балконная дверь скрипнула и раскрылась пошире, в стакане задребезжала ложечка. Стало тревожно.

— Ничего себе! — с почтением выговорил Гога. — Наверное, в «Идзумо» попали.

— Ну вот, а ты хочешь идти! — нашла новый аргумент тетя Оля.

— Да я не туда, я домой, — возразил Гога, и тут ему пришла в голову идея, как отделаться от тетки. — Где Аллочка? Я за ней пойду!

— Да, да, сходи, приведи ее. Она тут недалеко, у Комаровых, — заговорила не на шутку обеспокоенная Ольга Александровна. — Зачем я ее выпустила из дому сегодня? Это все Миша: ничего, мол, опасного нет. Сюда осколок долететь не может. И вот на тебе пожалуйста.

Последние слова Ольга Александровна произнесла так, будто прямо перед ней на столе лежал долетевший сюда осколок.

Далеко идти за кузиной не пришлось. У входа в те́ррас он увидел ее вместе со стайкой подруг, быстро перебегавших улицу. С тем радостно-возбужденным видом, который всегда бывает у подростков, являющихся свидетелями чего-либо необычного, Аллочка заговорила:

— Ты слышал, Гога, какие взрывы сейчас были? Я так испугалась, так испугалась.

— Слышал, слышал. Иди скорей домой, мама волнуется.

— А мы в кино хотели пойти. Как ты думаешь — пустит?

— Не знаю. Лучше дома оставайся, — ответил Гога, испытывавший в отношении сестренки то чувство, которое сам возбуждал в Ольге Александровне. — Не надо сегодня никуда ходить. Так лучше будет.

Дойдя до угла Рю Массне, Гога невольно остановился. Мимо него на большой скорости промчался низкий, мощный «ситроен» начальника французской полиции Фабра. За ним, на такой же скорости, вторая машина — заместителя начальника полиции Бланше. Еще два или три «ситроена» и «рено» проследовали в ту же сторону. Все французское начальство мчалось к Банду.

«Что-то важное случилось», — подумал Гога и вспомнил про раздавшиеся несколько минут тому назад взрывы. Тревога еще сильнее захолодила сердце, повеяло неведомой бедой, и стала очевидной иллюзорность относительного благополучия, в котором текла жизнь здесь, в стороне от несчастий, обрушившихся на китайские районы.

Гога вышел на Авеню Жоффр. Там все шло как обычно: торговали магазины, ходили трамваи, сновали туда-сюда пешеходы. Гога даже разочарование испытал от подобной обыденности, но и сам начал настраиваться на будничный лад. В кино пойти, что ли? В «Париже» идет «Полет в Рио». Джинджер Роджерс и Фрэд Астэр. Хорошие артисты, замечательно танцуют, но смотрел уже два раза. И охладительной системы в «Париже» нет. Лучше уж в «Катэй». Что там? Кажется, какая-то ерунда. Да нет, и вообще не время сегодня идти в кино…

Гога свернул на Рю Пэр Робер к Коке, которого уже несколько дней не видел. Он-то наверняка будет дома — их фабрика не работает с начала военных действий, она расположена в самом пекле. Даже толком неизвестно, уцелела ли она.

Гога уже подходил к Рю Лафайет, когда его обогнал грузовик. Занятый своими мыслями, Гога, бы не обратил на него внимания, но его словно толкнуло что-то, и он поднял глаза.

Содержимое грузовика было прикрыто сверху то ли брезентом, то ли рогожей, но за машиной стлался влажный след. Кровь…

Почему льется кровь с грузовика? В это мгновение его обогнал второй грузовик, и в нем, под рогожей, не очень аккуратно наброшенной на содержимое, уже подготовленным взглядом Гога различил голову женщины с широко открытыми глазами. Голова лежала как-то странно — сама по себе, а не составляла часть человеческого тела. Рядом виднелась нога по колено и тут же, перемешанный с клочьями одежды, просто как бы кусок мяса, свежая краснота которого резко подчеркивалась белизной неровно обломанной кости. Из этого куска густыми, крупными каплями шлепалась на мостовую темная кровь. Попадая на раскаленный асфальт, она начинала куриться, и это почему-то было страшнее всего. Словно дым просачивался из преисподней. Гога закрыл глаза и остановился… Он почувствовал острый приступ тошноты, на лбу выступила холодная испарина.

Что же это, боже мой? Ведь это везут куски людей… Не может быть! Ему померещилось…

Гога заставил себя открыть глаза. Его миновал третий грузовик, за ним четвертый, а там пятый, шестой…

Это очищали площадь Та-Сы-Ка от того, что осталось от трехтысячной толпы беженцев из Чапея. Службы французского муниципалитета работали исправно.

Несколько дней Гога ходил сам не свой. Что бы он ни делал, чем бы ни старался заняться, перед его глазами стоял этот дымный след подсыхающей кровяной дорожки, тянущейся за грузовиками.