Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Тут уж кислая мина появилась на лице японского адмирала.

Дальнейший ход событий показал, что соответствующие выводы из этого совещания японцы сделали. На следующий же день два японских снаряда н е н а р о к о м попали в расположенное на Банде здание британской газеты «Норс Чайна Дэйли Ньюс». Произошли, правда, менее серьезные, с л у ч а й н ы е попадания в американское имущество, но ни один снаряд не задел французских объектов.

Сражение в городе шло уже месяц, а японцам так и не удалось добиться сколько-нибудь существенных успехов. И тут у китайцев появилась авиация — самолеты, полученные в качестве помощи из Советского Союза.

У китайских летчиков не было ни опыта, ни выучки. У них была только смелость и готовность отдать жизнь за свою родину. Но как неумело они это делали!

В пятницу 13 августа китайская авиация предприняла отчаянную попытку нанести удар по японской эскадре, имея задание во что бы то ни стало вывести из строя флагманский крейсер «Идзумо». День был пасмурный и душный. Желтовато-серые облака закрывали небо, сквозь их ватную пелену лишь изредка и ненадолго просачивались к земле тусклые солнечные лучи.

В центральных районах французской концессии слышались разрывы бомб, рвавшихся на Вампу, и лающие звуки зенитной артиллерии. Это японская ПВО поставила сплошную огневую завесу над своим флагманским крейсером, пытаясь пробиться сквозь которую шлепались в мутные воды Вампу китайские боевые машины. Некоторым, однако, удавалось прорваться, и они сбрасывали свой смертоносный груз на вожделенную цель. Вода вокруг «Идзумо» кипела, струи взмывали фонтанами, но крейсер, словно заколдованный, оставался неуязвимым.

В одиннадцатом часу утра в воздух поднялись японские истребители, и над Вампу разгорелись яростные схватки. Наблюдавшие за ними с крыш высоких зданий сеттльмента военные атташе иностранных держав подсчитали, что на каждый сбитый японский самолет приходится три китайских.

В это самое время на границе между французской концессией и Международным сеттльментом на площади, образованной пересечением широкой Авеню Эдуарда VII и не менее широкого бульвара Де-Монтиньи, против китайского театра Та-Сы-Ка, сосредоточилась огромная толпа беженцев из горящих районов Чапея. Эти люди находились там уже несколько дней, потому что разместить их было негде. И без того население иностранных районов Шанхая за последние недели увеличилось вдвое.

Площадь Та-Сы-Ка представляла собой как бы огромный табор. Люди там успели обрасти бытом: спали, готовили пищу, обменивались новостями, плакали, а порой и смеялись, потому что без смеха человек не может жить даже в самых трагических обстоятельствах. А дети — те и вовсе не унывали: они бегали, путаясь под ногами у взрослых, играли, обижали и развлекали друг друга. Словом, жизнь продолжалась и в этих условиях.

Около одиннадцати утра в китайский легкий бомбардировщик попал осколок снаряда японской зенитки, и почти в то же мгновение японский истребитель выпустил очередь в него. Китайский летчик был ранен в грудь, но сознания сразу не потерял.

Положение было безвыходное: пилот понимал, что поврежденный самолет до Киангванской авиабазы не дотянет, да и сам он вряд ли сохранит сознание дольше, чем на несколько минут. Аппарат с двумя крупными бомбами был уже над кишащими толпой узкими улицами делового района сеттльмента.

И тут летчик, видимо, вспомнил, что совсем неподалеку, если взять по прямой, находится огромное поле Рейс-Корса. Туда! Там он сможет посадить самолет, и его бомбы, не принесшие ущерба врагу, хотя бы не взорвутся над его соотечественниками. Слабеющей рукой китайский летчик — сам шанхаец, в недавнем прошлом студент, бросивший ученье и поступивший в военно-летную школу в предвидении неизбежной войны, — направил свой самолет к центру города.

Никто не знает, что произошло в самолете дальше, только когда подбитый бомбардировщик пролетал над площадью Та-Сы-Ка, от него отделилась тяжелая бомба, а через несколько мгновений — вторая… Видимо, пилот уже не сознавал, что делает, и нажал не тот рычаг.

Первая бомба упала в самый центр человеческого муравейника. Взрыв огромной силы потряс не только-площадь и прилегающие районы, но был слышен даже в дальних кварталах. Вторая бомба от детонации взорвалась в воздухе и накрыла всех, кто уцелел от первой.

Площадь в одно мгновение превратилась в месиво искромсанной человеческой плоти, плавающей в своей же крови, которая, как вода во время сильного дождя, булькающим густым потоком стекала в коллекторы. В первые минуты это был единственный звук, потому что потом над площадью повисла мертвая тишина: кричать было некому. В прилегающих улицах тоже несколько минут царило молчание: те, кто поняли, что произошло, онемели от ужаса, другие просто испугались. Один иностранец, выходивший в момент взрыва из подъезда, но не успевший сделать того самого шага, который оказался бы для него последним, потом рассказывал, что к ногам его упала человеческая рука, оторванная по локоть, пальцы на которой то сжимались, то разжимались.