Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Женя предостерегающе подняла руку:

— Только не считайте! Никогда не считайте годы при женщине, которая старше вас.

— Теперь уже не старше.

— И теперь, и теперь, — с легкой грустью покачала головой Женя. — Да что вы стоите? Присаживайтесь. — Обернувшись к своей компании, она представила его: — Это мой старый друг детства. — Фамилию она не нашла нужным называть, и потому Гога ограничился общим поклоном и уселся на указанный Женей стул, рядом с нею. В этот момент подошел официант, неся на подносе шампанское в серебряном ведерке со льдом. Вид у него был торжественный, потому что подобные заказы даже в «Лидо» случались не столь уж часто.

— Что это? — спросила Женя официанта. — Откуда?

— Это я заказал, — стараясь говорить как можно скромнее, ответил Гога. — Надо же отметить встречу… Вернее — возобновление знакомства.

— Нет, нет, ни в коем случае! Что за безумные траты! Несите обратно, — обратилась она к официанту. — Несите, несите, — добавила она, видя что тот вопросительно смотрит на Гогу. — Да нам и нельзя пить на работе. У нас еще номер, а у меня от шампанского сразу голова кружиться начинает.

Женя была непреклонна, и Гоге пришлось отменить заказ. «Главное, однако, — утешал он себя, — было достигнуто: он искренне х о т е л открыть бутылку самого дорогого напитка».

Когда официант удалился, наступила неловкая пауза и, чтобы прервать ее, Гога спросил:

— А какой у вас еще номер?

Лицо Жени изобразило недовольную гримасу, и она сделала соответствующий быстрый жест рукой. Гога мгновенно вспомнил, что в точности такое движение она делала, когда ей что-нибудь не нравилось еще тогда, в Эрценцзянцзы.

— А, ерунда! Хула-хула. Вертишь бедрами — вот и все искусство. — И со смехом добавила: — Чем сильнее вертишь, чем ниже опустишь набедренную солому, тем больше успех. У мужчин, конечно. Вам тоже нравится?

— Нравится, — не стал кривить душой Гога.

— Все вы, мужчины, одинаковы!

Гога с удовольствием отметил слово «мужчины», относящееся к нему. Да, теперь уж он не мальчик, на которого можно смотреть свысока, теперь они на равных. Кстати, и тон разговора начинал принимать оттенок, которого в первые минуты не было.

«Попробовать поухаживать?» — подумал Гога и тут же понял, что все эти годы, где-то в глубине, в нем жила неутоленная детская влюбленность в Женю и обида за ее пренебрежение к нему — дерзкому мальчугану, которому она предпочла Толю Бычкова.

Беседа, непоследовательная, в которой другие участие не принимали, с перескоками от Харбина к Шанхаю и наоборот, шла весело, и Гога не сводил глаз с Жени.

— Что вы на меня так смотрите? Сильно я изменилась? Постарела? — спросила вдруг, резко оборвав себя на полуслове, Женя, но в глазах ее, устремленных на Гогу, читался вызов и ласковая насмешка женщины, сознающей силу своего обаяния и уверенной в том, что вопрос ее кажется собеседнику просто кощунственным.

Сейчас они были за столиком одни. Родригес, не понимавший по-русски и не желая вообще быть лишним, куда-то отошел, девушки пошли переодеваться к очередному номеру.

— Бог с вами, Женя, что вы говорите! — точно так, как она и ожидала, отреагировал Гога.

Эта простодушная горячность лучше всякого комплимента льстила Жениному самолюбию, и хотя, по инерции прошлых отношений, она все же не воспринимала Гогу вполне как мужчину, ей не могло не импонировать его откровенное восхищение. «Какой милый мальчик!» — думала она.

— Вы находите, что я неплохо выгляжу? Мне идут черные волосы? — опять же наперед зная ответ, спрашивала Женя.

— Дух захватывает!

Таких слов она все же не ожидала. «Сколько в нем темперамента!» — и, впервые взглянув на Гогу уже как на мужчину, поняла, что, пожалуй, он мог бы ей понравиться… если б чуть постарше был. Ну, хотя бы ее ровесником. Гога перехватил ее взгляд. Оттенки возникшего в ней настроения были ему недоступны, но главное он уловил: она смотрела на него так, как смотрела когда-то на Толю Бычкова. «Неужели возможно?»…

За столиком установилось молчание — очень значительное для Гоги, не оставлявшее равнодушной и Женю. Она сама недоумевала: что в этом вынырнувшем из детства человеке импонирует ей? Ну, внешне он недурен, но есть многие куда лучше. Мало ли красивых мужчин было в ее жизни? Умен? Может быть, и умен, но, во-первых, ум его пока ни в чем не проявился, а во-вторых, Женя достаточно пожила, чтоб сознавать: не за ум влюбляется женщина в мужчину. Ее влечет только сила. Сила того влечения, которое он испытывает к ней и которое сам в ней вызывает. Все остальное — литература, тургеневские романы. И вот именно эту силу Женя безошибочно ощущала в Гоге и почувствовала, что почва заколебалась у нее под ногами. Это длилось всего минуту-две, но за это время она, по привычке говорить то, что думает, и поступать, как хочется, успела сказать: