Леван Хаиндрава - Очарованная даль

— Гога, расскажите же мне, как вы жили все эти годы! Я ведь почти совсем потеряла вас из виду. Знаю лишь, что вы учились в университете, закончили его. Так ведь?

Эти слова и тон, каким они были сказаны, сразу дали понять Гоге, что легкомысленного и острого приключения не получится, и он покорился такому исходу, ибо тоже уже не воспринимал Женю так, как в те минуты, когда смотрел на ее танец с Родригесом. И она явилась ему из его прошлой жизни, а ту, прежнюю Женю Морозову он побаивался за ее острый язык, резкость неожиданных решений, способность постоять за себя. И было даже что-то приятное в том, чтоб предоставить ей вести линию их будущих отношений. А в том, что их сегодняшняя встреча не последняя, он не сомневался.

Причудливый клубок разнохарактерных и неравноценных интересов сплелся в душе у Гоги: Вэй Лихуан и его китайцы, волейбол, затянувшаяся неопределенность отношений с Жаклин и вот теперь, возникшая столь неожиданно, Женя Морозова.

Странно устроен человек! Бывает так, что обстоятельству, заведомо менее важному, он придает значение большее, чем оно того заслуживает.

В последние дни больше всего думал Гога о предстоящем матче с итальянцами, который должен решить вопрос, кто станет победителем в их подгруппе и тем самым займет второе место в первенстве города. На первое место рассчитывать не приходится. В другой подгруппе участвовали две такие сильные команды, что о выигрыше у любой из них не могло быть и речи. Обе эти команды были русские. Одна эмигрантская, Русского спортивного общества, другая — Советского клуба, называвшаяся «Веселые ребята». Первая выглядела сильнее: из Харбина, признанной волейбольной столицы Дальнего Востока, все ехали и ехали молодые люди. Их антияпонские чувства сглаживали противоречия с советской молодежью, и предстоящая встреча двух команд не сулила какой-нибудь конфликтной ситуации: ведь и те и другие были русскими, а многие и знакомы между собой еще по Харбину.

К матчу с итальянцами грузинская команда готовилась тщательно. Тренировались каждый день. Даже Жорка Кипиани последнюю неделю не брал спиртного в рот, ложился спать не позже одиннадцати часов, а встав утром, до завтрака делал пробежку.

Неожиданность перепутала все карты в день матча. Утром Гоге на работу позвонил старший Лабадзе и сообщил, что у Карцева вчера вечером произошел приступ аппендицита, и он в больнице.

— Что же будем делать? — растерянно спросил Гога.

— Да что-нибудь придумаем, — постарался успокоить Лабадзе, сразу понявший, что в отсутствие Карцева он становится главной надеждой команды. — Знаешь что, Гога? Обязательно предупреди Васо, чтоб пришел на час раньше, а я вызову Гогичайшвили. Соберемся заранее, обмозгуем, какую расстановку сделать.

Спокойный, деловитый тон Лабадзе подействовал на Гогу благотворно, но полностью тревога за исход сегодняшней встречи не исчезла. Поскольку Карцев отсутствует, роль главного атакующего, естественно, переходила к Вахтангу Лабадзе, умение которого наносить сильные и точные удары следовало использовать во всех трех нападающих позициях.

Гога, с его точной подачей и умением разыгрывать первый мяч, должен в это время занимать защитные позиции. А остальные? В раздевалке вопрос был у каждого.

— Когда Вахтанг уйдет на заднюю линию, — говорил Кипиани, — у сетки окажутся Гога, ты, — он кивнул в сторону Васо, — и вот он, — новый кивок, на этот раз в сторону Джаяни. — Так ведь?

— Так, — спокойно подтвердил Церодзе. — Кто атаковать будет? Ни одного гасящего…

— Да, вот именно, — согласился Гога, которого эта ситуация больше всех затрагивала. Будь это второстепенный матч, он бы рискнул выступить в непривычном амплуа, но в этом, решающем, боялся подвести команду.

Джаяни неожиданно положил Гоге руку на плечо:

— Гога, постарайся, а? Ребята подачу отберут, а там к сетке выйдет Жорка.

— А на подаче-то у нас в это время Вахтанг будет. А таких подач они не любят… — заметил Лабадзе-младший.

Подавал старший Лабадзе так, как Ко́валь: пушечным ударом сверху, заставлявшим противника часто ошибаться. Так и договорились. Пора было выходить в игровой зал.

Гога вспомнил, наконец, о своих обязанностях капитана и подозвал товарищей к себе:

— Ну, ребята, отдадим все. Мы сильнее их и должны выиграть. Мы знаем, за что играем… — Он оглядел все лица по очереди. Гога помнил, что примерно такие же его слова в начале сезона вызывали у некоторых иронические улыбки. Но сегодня лица товарищей были серьезны, никто не улыбался, и Гога видел: все поняли его, прониклись единым настроением. Тогда он произнес давно заготовленную фразу, которую, однако, готов был задержать, если б считал, что она не вызовет соответствующего отклика: — Рыцари «Святого Георгия» — вперед!