Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Раздались голоса, выражавшие сомнение в целесообразности такой меры. Доводы звучали справедливо, но Гога был не в состоянии совладать с собой: он должен хотя бы через сетку помериться с ним силами и рассчитаться.

— Вот посмотрите, я его съем, — уверенно и с такой мрачной решимостью произнес Гога, что многие поколебались. К тому же Гогу поддержал присутствовавший тут же Карцев.

— Пусть Гога играет против него. У Гоги получится.

Так и решили.

Послышался свисток судьи, вызывавшего команды на площадку.

— Не спешите, ребята, пусть они раньше станут, а мы потом, — предупредил Гога и обернулся к Джаяни: — Ты меня подстраховывай на случай, если он бить не будет, а обманет. А мы с тобой, — эти слова были обращены к Гогичайшвили, — когда он выйдет на первую позицию у сетки, как только подача будет произведена, рокируемся. Ты меня понимаешь? Ну, местами меняемся: ты — на мое, я — на твое.

Гогичайшвили кивнул головой, но не особенно уверенно, и Церодзе, показывая руками, кто где стоит, объяснил ему дополнительно замысел Гоги, который сам вполне одобрял. Но для того, чтобы этот маневр успешно осуществить, требовалась синхронность действий, а ее-то как раз команде недоставало: ведь комбинация с рокировкой у сетки не была отработана заранее, а родилась на месте. Поэтому проход Вахтанга Лабадзе вдоль передней линии не дал грузинам преимущества. К тому же итальянцы тоже ввели нового игрока: рослый, мощный № 12-й выпрыгивал высоко и наносил удар по мячу с высшей точки. Заблокировать такой удар было трудно. Правда, два раза Джаяни и один раз Гога сумели не только принять мячи после его ударов, но даже дать приличный пас — и уж тут Вахтанг Лабадзе не сплоховал. Но и у итальянцев Маинетти — вратарь футбольной команды — творил чудеса на задней линии.

Перелом наступил, когда Чевенини и Гога вышли к сетке. Гогичайшвили наконец разобрался, что от него требуется, и действовал безошибочно. Только одно очко с первой позиции удалось Чевенини добавить к счету своей команды, а дальше последовала серия удачных блоков, которые ему ставил Гога, и команда «Святого Георгия» начала набирать очко за очком.

Чевенини был сам не свой. Ему бы взять тайм-аут, передохнуть, успокоиться, попытаться трезво оценить складывающуюся обстановку и, перестав играть напролом, перейти к обманным ударам. Но он был капитан, признанный лучший игрок, единственный офицер среди членов команды и привык к никем не оспариваемой ведущей роли. И он колотил и колотил по мячу, вкладывая в удар всю силу, и сила эта обращалась в пользу противника: мяч с удручающей закономерностью опускался у него за спиной, и даже великолепный Маинетти со своей поразительной реакцией был бессилен что-либо сделать. Ведь мяч после удачно поставленного блока стремителен и непредсказуем. Да еще этот проклятый georgiano каждый раз нагло улыбается ему прямо в лицо. Чевенини еле владел собой.

Балкон затих. Лишь с того места, где сидели члены Грузинского общества, раздавались восторженные восклицания, да внизу неистовствовала клика Джаяни. Грузинская команда вышла вперед — 16:15, затем каждая сторона выиграла чужую подачу и при неизменившемся счете на первую позицию к сетке вышел Вахтанг Лабадзе, а на подачу Гога — лучший вариант расстановки грузинской команды, и к тому же матч-болл.

И тут Гога почувствовал, что силы — и моральные и физические — оставили его. Вот теперь бы подать мяч так, как он это умел: с точностью до десяти квадратных сантиметров в какую-нибудь плохо прикрытую точку площадки. Но, взяв мяч и направившись к углу, откуда производится подача, он почувствовал, что ноги его плохо держат, колени подгибаются. В зале словно темнее стало. Он поднял глаза и впервые за вечер увидел гимнастические кольца, подтянутые к потолку, чтоб не мешали волейболистам. Веревки свешивались дугой, но были так высоко, что ни разу мяч не задел за них.

А сейчас эти проклятые веревки, словно магнит, притягивали его взгляд. Только бы не задеть мячом — это будет считаться за потерю подачи. Только бы не попасть в них! О большем Гога и не мечтал. Плохо повинующимися, какими-то мягкими руками Гога сделал подачу и точно попал в веревку. Видимо, понимая его состояние, Вахтанг Лабадзе тут же взял тайм-аут.

— Ничего, Гога, бывает! — говорил он, похлопывая по плечу товарища. — Ты сегодня играешь как Бог! Еще одно усилие. Сейчас мы подачу отыграем. Я тебе говорю: отыграем!

— Pull yourself together, George! We’re about to win! [88] — Возьми себя в руки, Джордж! Мы выигрываем! (англ.) — перейдя на более привычный ему английский, обратился к Гоге Джаяни и ободрительно улыбнулся.