Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Рикш, вечно толкущихся около подъездов ночных баров и кабаре, не было. Публика, посещавшая «Лидо», ими не пользовалась. Сюда приезжали или, как Гога, на такси, или на собственных машинах. Они и стояли, растянувшись вдоль тротуара вереницей до самого кинотеатра «Гранд».

Гога расплатился с шофером и, кивнув распахнувшему перед ним широкую дверь швейцару, опустил ему в карман серебряную мелочь. Индус браво козырнул и осклабился.

Подымаясь по лестнице, Гога не преминул взглянуть на себя в зеркало и, что редко с ним случалось, в целом остался собой доволен. В новом, хорошо сшитом костюме он выглядел более стройным, чем был на самом деле. Вот бы росту еще сантиметра три прибавить! Но сегодня никакие недостатки собственной внешности не могли испортить Гоге настроения.

Из зала доносились звуки громкой музыки, здесь играл один из лучших джазов города, составленный из русских музыкантов. Лидер оркестра — Серж Эрмолл, а попросту — Сережка Ермолов, лысый, некрасивый, но по-своему привлекательный, вытягивая из трубы немыслимую ноту, тем не менее заметил Гогу и дружески ему подмигнул.

— Hey, George! Here we are! [83] — Эй, Джордж! Мы здесь! (англ.) — услышал Гога откуда-то слева пронзительный, различимый среди любого шума голос Коки. Он посмотрел в ту сторону.

Из полутьмы зала ему весело махал рукой Сергей Игнатьев. Довольно неожиданно для Гоги за столом оказался и Жорка Кипиани.

Тут же кудахтал на своем птичье-английском языке целый выводок девушек, хорошеньких и даже разномастных, но каких-то таких, что их трудно было отличить одну от другой. Кокин стиль: «pretty, slender and willing» [84] Хорошенькие, миниатюрные и податливые (англ.) . .

Гога подошел. Его весело приветствовали и усадили рядом с миловидной евразийкой. Назвала она себя не то Нелли, не то Долли, но это было неважно. Позднее выяснится. Именинник Сергей в белом смокинге («Рановато, — подумал Гога, — но допустимо — сезон весенних скачек уже открылся») и черных брюках с атласными лампасами пребывал в своем обычном благодушном настроении. Кока был слегка навеселе, но притворялся сильно выпившим, а Кипиани, в этой англоязычной компании чувствовавший себя явно не в своей тарелке, обрадовался появлению Гоги и тут же, налив джину себе и ему по полной стопке и чокнувшись с ним, свою опорожнил до дна.

— Что же ты так поздно? А мы тебя дома ждали, — спрашивал Игнатьев.

— Я же дежурил сегодня.

— А нельзя было перенести?

— Ну как перенесешь? Неудобно.

— Да, правильно. Знаешь, и мне надо записаться. Как это делается?

— Очень просто. Зайди в секретариат на Рут Фрелюпт — и все. Ну и справки от доктора принеси, что у тебя нет порока сердца, ты психически нормален и не подвержен эпилепсии.

— Только и всего?

— Только и всего.

— Да бросьте вы! Нашли о чем говорить, — вмешался Кока. — Лучше занимайте девушек. А ты, — обернулся он к Гоге, — опоздал к хорошему номеру. Канкан был. Знаешь, как отрывали?

— Да? — Гога искренне огорчился. Канкан в хорошем исполнении он бы с удовольствием посмотрел. — Какая группа?

— Девчонки Грюбеля. Класс!

— И его дочка тоже танцевала? — Гоге нравилась эта высокая, белотелая, пышная блондинка.

— А как же!

Оркестр снова заиграл, и все, кроме Кипиани, пошли танцевать. Нелли (все-таки Нелли, а не Долли) танцевала очень легко, держалась непринужденно, и компания ее была приятна. Не приходилось придумывать темы, чтоб поддерживать беседу, она сама охотно болтала и при этом не порола большой чепухи.

Джаз замолк, танцующие пары разошлись по местам, и Серж Эрмолл, подойдя к микрофону, торжественным голосом, будто сообщая, что сейчас выступит Карузо, объявил:

— Леди и джентльмены! Предлагаем вашему благосклонному вниманию «Аргентинское танго». Исполняют Дженни Фрост и Мануэль Родригес!

Как недавно у «Фаррена», в зале почти совсем погасили свет и на танцевальную площадку пал дымный луч прожектора, в центре которого, непонятно откуда появившиеся, неподвижно застыли два стройных силуэта: женский и мужской. Оба были в черном, одеты строго и выдержанно. Родригес, видимо, действительно был Родригесом, то есть, всамделишным испанцем или аргентинцем. Высокий, тонкий в талии и широкий в плечах («Вот такую бы фигуру иметь!» — вздохнул Гога), он не был красив, но смуглое лицо с длинными бачками и плотоядная улыбка большого, крупнозубого рта делали его несомненно весьма привлекательным для женщин, любящих подобный тип.