Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Мартэн на мгновение задумался.

— А что ж… Это можно… На Авеню Хэйг сегодня пошлем… — он пробежал глазами лежавший перед ним список фамилий, — ну вот, хотя бы Симпсона. Пусть погуляет четыре часика, ему не мешает весу немного сбавить. — Мартэн был в хорошем настроении: вероятно, накануне выиграл в хай-алай. — А ты оставайся здесь, после десяти возьмешь мотоцикл и объедешь участок, проверишь посты.

В объезд участка Гога двинулся загодя, с тем чтоб не ехать сразу к нужному пункту на Рут Коэн. С ним в пару опять назначили Батлера, который не внушал особой симпатии. К тому же у Гоги сложилось впечатление, что Батлер не полукитаец, а полуяпонец, а это коренным образом меняло все дело. Он-то сам называет себя британцем, но кто знает, что у него на душе? Вероятно, все же соплеменники матери ему ближе, чем китайцы.

В половине одиннадцатого Гога подъехал к той точке Рут Коэн, где она пересекается с каналом Зи-Ка-Вей, давно утратившим право так называться. Вместо сплошной водной линии он представлял собой пунктирную цепочку полувысохших заросших водорослями водоемов, кое-где и вовсе засыпанных землей, кое-где еще сохранявших отвратительную черную, жирную влагу, распространявшую тошнотворный гнилостный дух. Отдежурить четыре часа в таком месте было сущей пыткой, и на этот пост из числа кадровых служащих назначали провинившихся в чем-либо, а из числа добровольцев — только самых безответных и податливых, да и тех меняли через два часа.

Из азиатского персонала здесь обычно дежурили всего двое: один китаец и один тонкинец — перекресток был малолюдный. Гога сделал пометки в их служебных книжечках и слез с мотоцикла. Батлер удивленно взглянул на Гогу и, пожав плечами, сделал то же самое.

Тонкинец кое-как объяснялся по-французски и доложил, что за время дежурства никаких происшествий не случилось. Задержан и доставлен в участок один прохожий, имевший при себе несколько пакетиков опия, а больше ничего.

В одиннадцать вечера, по инструкции, полагалось перекрыть улицу козлами из колючей проволоки, оставив лишь узкий — на одного человека — проход, и усилить надзор за переходящими из зоны китайцами и особенно — корейцами. В отношении этих последних рекомендовалось делать вид, что принимаешь их за китайцев. В противном случае, они, подданные Японской империи, обыску не подлежали: на них распространялось право экстерриториальности. А как раз среди корейцев контингент террористов был весьма значителен.

Гога стоял, наблюдал за работой нижних чинов, и хотя в присутствии европейца они начали проявлять повышенное рвение и обыскивали почти каждого проходящего, Гога делал вид, что недоволен их действиями.

Назначенный час приближался. Через несколько минут должны появиться те, кого предстоит пропустить. На случай их опоздания Гога заранее, еще в участке перевел свои часы на десять минут назад, чтоб иметь запас времени.

Еще через пять минут Гога, сделав вид, что потерял терпение от нерадивости низших чинов, сам стал обыскивать некоторых прохожих, якобы казавшихся ему особенно подозрительными. Этого от европейских чинов — безразлично, кадровых или добровольцев — никто не требовал, но и возражений подобное рвение вызвать, конечно, не могло.

К сожалению Гоги, поток проходящих через контрольный пункт все редел, и сейчас они шли только время от времени. Все знали, что улица закрывается ровно в одиннадцать вечера и кому надо было пройти на концессию, сделали это заблаговременно.

Наконец без трех минут одиннадцать со стороны зоны показались двое. Оба были в синих халатах, которые носят простолюдины, хотя молодой имел вид вполне интеллигентный. Второй — крепыш средних лет с широким лицом — походил на крестьянина или рабочего низшей квалификации. Чуть ближе их, с другой стороны ярко освещенного перекрестка, приближался, не имевший по виду к ним отношения, юноша в белой куртке с большим коробом мороженщика.

Не доходя до контрольного пункта шагов десяти, более молодой из двух шедших вместе остановился, нагнулся и стал завязывать шнурок. Второй тоже остановился и положил ему руку на голову. Это был условный знак: они! У Гоги екнуло сердце — теперь не оплошать! Внутренне подобравшись, Гога строго сказал тонкинцу, указывая на мороженщика:

— Отведи-ка его в сторону и хорошенько обыщи!

И потом, обращаясь к Батлеру, уже совсем другим тоном, добавил:

— Проследите, Морис, чтоб он хорошо проверил ящик. В таких часто проносят оружие.