Хэрриет Эванс - Дикие цветы

Корд отправилась домой через Риджентс-парк. Было удивительно жарко, словно на дворе стояло позднее лето, а не осень. Она свернула в розовый сад. Забавно, что она вновь говорила о Хэмише; именно здесь они часто обедали, когда он приходил проведать ее в перерывах между репетициями. Сад выглядел славно, последние розы были еще красными и полными жизни, опавшие на землю лепестки испускали тонкий аромат, а деревья тихо шелестели зеленой листвой. Хэмиш собирал для нее розы. Он выбирал открытые, лимонно-желтые в середине, с матово-розовыми краями лепестков. «Мы помогаем им цвести, — говорил он. — Их нужно срывать, чтобы они расцвели снова».

Просторные дома кремового цвета, окружавшие сад, сияли на полуденном солнце. Она вспомнила, что один из папиных друзей, ветхий старик-актер, к которому они однажды заходили на чай, жил в одном из них, но в каком точно, она не помнила. Она полагала, что ничто так не говорит о ее возрасте, как то, что она еще помнит времена, когда в Риджентс-парке жили лондонцы, а не вечно отсутствующие миллиардеры или шейхи. Как же его звали? Он играл Клавдия и Призрака отца Гамлета и очень любил Тони, игравшего его сына. Каждый вечер он гулял вдоль зубчатой стены, напевая под нос мелодию «У Гитлера всего одно яичко» [146] Британская песня времен Второй мировой войны, высмеивающая нацистов. — папа обожал эту историю, и разве что не катался по полу в приступах хохота, рассказывая ее. Это был детский смех, очень заразительный. Одним из первых воспоминаний ее жизни стал смех отца.

« Я бы вам дала фиалок, но они все увяли, когда умер мой отец. Говорят, он умер хорошо » [147] Шекспир У. Гамлет, принц датский. Акт IV. Сцена 5 (пер. М. Лозинского). .

В парке она задержалась у касс «Театра под открытым небом». Поездка сюда стала одним из первых в их с Беном жизни театральных опытов. Тогда они видели Оливию в роли Титании, а папу в роли Ника Боттома. Ей пришлось держать Бена за руку на протяжении всего спектакля — так он всего боялся. На нее нахлынули воспоминания о том, как папа, когда они выходили на поклон, подтолкнул Оливию и Гая вперед, держа их за руки, как он вглядывался в зрительный зал, ища взглядом неистово машущих ему детей, и как он раскинул руки и закричал на весь театр: «Здравствуйте, дорогие! Вам понравилось?», а Корд вскочила на ноги и потянула за собой Бена, и они захлопали еще громче, и брат был счастлив, и они сложили руки рупором и закричали ему в ответ «Да! Да, папа!». Другие зрители тогда поворачивались на их крик и, улыбаясь, шептали: «Смотрите, его дети, разве это не мило? А какие воспитанные! Счастливый он человек!»

Яркий солнечный свет высушил слезы Корд, но ощущение легкости оставалось. Она не вспоминала об отце с любовью так много лет, совсем не вспоминала о человеке, к которому раньше испытывала только чистое и подлинное обожание и, сверх того, — настоящее понимание. Simpatico — так называл это профессор Мацци. Она дошла до конца парка, миновав играющих в футбол детей, оставив позади крики птиц и рев, доносившиеся из зоосада. Он водил их туда на дни рождения Бена, когда мама уехала куда-то, и входил в роль каждого из животных. Даже палочников…

« Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните » [148] Шекспир У. Гамлет, принц датский. Акт IV. Сцена 5 (пер. М. Лозинского). .

Хочешь ли ты снова запеть?

Корд перешла дорогу и, вместо того чтобы направиться в сторону дома, стала взбираться на холм Примроуз-Хилл. Сев на скамейку на самой верхушке парка, она оглядела город, положив руки на колени. Ее трясло. Не спросив себя о причинах своего состояния, она вышла из парка и направилась к дому Бена. «Я могла бы сделать это сейчас , — думала она. — Пока у меня есть силы. В конце концов, на вопрос о голосе я сегодня ответила правду, а не убежала ».

Улица, на которой жил Бен, была богемной, если не сказать захудалой, когда он покупал дом после переезда в Лондон: много лет там обитали книгоиздатели, актеры, академики. Теперь же она стала роскошной, вокруг появились аккуратно подстриженные живые изгороди, а на каждой подъездной дорожке стояло по блестящему черному джипу. Было пустынно и очень тихо, дети не играли на улице, шторы во всех окнах были задернуты, и отсутствовали всякие признаки того, что дома вокруг обитаемы.

Корд постучала в ярко-красную дверь дома своего брата. Руки ее тряслись. Пожалуйста, будь дома… Нет! Нет, не будь.

— Привет, — сказала она, когда Айрис открыла дверь.