Хэрриет Эванс - Дикие цветы

Двумя другими участниками дискуссии у профессора Мацци были робкий и стеснительный молодой фальцет, а также весьма успешный баритон, который гастролировал, записывал альбомы и появлялся в ток-шоу, хотя Корд полагала, что успешным он стал благодаря своей напыщенности, а не таланту. Вопросы обсуждались самые разные, и технические — как распеться перед исполнением камерной музыки в большом зале? — и оптимистические — когда мне нужно нанимать менеджера? — и она была рада, что ей задают столько же вопросов, сколько и баритону, чья самоуверенная, эгоцентричная манера держаться, вкупе с коммерческим успехом, не слишком располагала к нему аудиторию, состоявшую из серьезных молодых студентов. Ей нравилась их уверенность, они понимали, насколько они хороши — иначе они не попали бы в Королевскую академию музыки. Корд жалела о многом, но ее не удручали старение и сопутствующие ему седина, боли в суставах и отсутствие представлений о современной поп-культуре, потому что она и так всегда чувствовала себя постаревшей раньше времени. И все же здесь, в теплом зале, обитом деревянными панелями, окруженная портретами бывших директоров и успешных студентов, она внезапно почувствовала первобытную, жгучую зависть ко всем этим молодым людям, их еще не начавшимся карьерам, которые могли выбрать тот путь, который захотят. Она бы многое отдала за это — не за гладкую кожу без морщин, но за шанс вернуться назад и начать все с чистого листа. Сделать что-то по-другому… все еще обладать своим голосом. Уметь снова извлекать из себя красивые, совершенные звуки. Наступил полдень, высокие окна отбрасывали столбы солнечного света, и она прикрыла глаза, внезапно неспособная справиться с нахлынувшими чувствами.

Мой дорогой Дневник, это так здорово — снова ее увидеть. Она все такая же и ее слишком много в эти дни, но каждый из них того стоит. Я могу греться весь остаток года, проведя в ее солнечной компании всего несколько недель. Она интересуется, как у меня дела, и хочет знать все на свете, а я лишь хочу, чтобы она говорила или пела…

— Последний вопрос, — объявил профессор Мацци, раздраженно поправив очки на носу. — Да, прошу. — Он указал на нетерпеливую девушку в огромных круглых очках во втором ряду.

— Вы. О, — его голос изменился, в нем появились уступчивые нотки, — Су-джин. Какой у вас вопрос?

— У меня вопрос к мисс Уайлд, — сказала Су-джин, наклонившись вперед. — Спасибо, что пришли сегодня, мисс Уайлд.

Она сделала паузу, и Корд, подумав, что это и есть вопрос, неловко рассмеялась.

— Пожалуйста. Хотя я не совсем уверена, что это…

Су-джин перебила ее. Сокрушительно четко она произнесла:

— Я хотела спросить, как и почему вы испортили себе голос?

В заднем ряду кто-то изумленно выдохнул, после чего повисла тяжелая тишина.

— Простите, не могли бы вы сформулировать более конкретно? — мягко ответила Корд. Она почувствовала, как напрягся сидящий рядом с ней фальцет, а баритон даже отложил свой телефон и поднял голову. Профессор Мацци стал похож на сову больше, чем когда-либо, но молчал.

— Ваш голос был идеален. В прошлом месяце на занятии по англоязычной песне нам показывали видеозапись вашего исполнения партии Дидоны, когда вам было двадцать два, очень вдохновляюще.

Интересно, каково это быть Корд, которая точно знает, чем хочет заниматься, и у которой вся жизнь уже расписана на десять лет вперед?

Су-джин все еще говорила. Корд снова прикрыла глаза, пытаясь вернуться в реальность.

— Но я слышала, как вы исполняете «Страсти по Матфею» в июне. Ваш голос уже не звучит, как раньше. Было очень плохо. Вы сорвались на высокой ноте и не смогли дотянуть партию до конца, и…

— Достаточно! — профессор Мацци свирепо смотрел на севшую на место со скрещенными руками Су-джин. Она была спокойна, лицо выражало небольшое любопытство. — Прошу прощения, Корделия, вам не обязательно отвечать.

Последовала неловкая тишина. Казалось, дорога за окном шумит все оглушительнее, словно сюда приближается рой разъяренных пчел. Корд захотелось зажать уши руками. Только не это, не сейчас, не вдобавок ко всему остальному. Она продолжала идиотски кивать, пытаясь выиграть время…

— Кто-нибудь хочет задать другой вопрос? — внезапно сказал баритон, за что Корд была ему очень благодарна.

Но она подняла руку и, к своему собственному удивлению, услышала, как говорит:

— Я в порядке. Правда. Послушай, Су-джин, ты знаешь, что такое эпителий? — Су-джин покачала головой. — Нет? Тогда я тебе расскажу. Это мембрана, покрывающая голосовые связки. Восемь лет назад у меня возникло образование на нем. Мне пришлось удалить опухоль, но во время операции задели эпителий. Такое случается, операция очень тонкая. Если бы я была учителем, или бухгалтером, или работала на любой другой нормальной работе, я бы ничего не заметила. Мой голос при разговоре остался бы прежним. Но его повредили, и чуть позднее я обнаружила… — Ей было трудно договорить, и она сглотнула. — …Что мой певческий голос пострадал. Вот как все произошло.