Хэрриет Эванс
Сад утрат и надежд
«Будущее еще не написано; прошлое сожжено и кануло в небытие».
Надпись на табличке картины «Сад утрат и надежд», сэр Эдвард Хорнер, 1873 −1919
Harriet Evans
The Garden of Lost and Found
* * *
This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Copyright © 2019 Venetia Books Limited
© Гилярова И., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление/ ООО «Издательство „Эксмо“», 2020
1
1918. Июнь
До конца своей жизни Лидди будет гадать, могла ли она остановить Неда. Ах, если бы она чуть раньше обратила внимание на его настроение – он был таким странным после их возвращения из Лондона, если бы она поняла, что задумал совершить ее супруг, когда потратил все до последнего пенни, чтобы выкупить «Сад утрат и надежд»… Если бы она не сидела за письменным столом, глядя в пространство – если бы она была внимательнее и видела больше вокруг себя, могла бы она вмешаться и остановить Неда? Но когда Лидия Дайзарт Хорнер пришла в мастерскую мужа, было слишком поздно. Она не сумела спасти из пламени самую знаменитую – и уж точно самую любимую – во всем мире картину.
Был июнь. Лидди зашла в гостиную. Французские окна были открыты в прелестный сад, в воздухе витали ароматы жасмина и лаванды. Удрученно перебирая вечную пачку неоплаченных счетов, она вдохнула полной грудью запах цветов, чтобы он вытеснил запахи пыльных книг и ковров, газовых ламп и бараньего окорока с розмарином – стряпни Зиппоры. В то утро Лидди срезала розмарин и собственноручно выкопала из черной земли несколько кустов молодого картофеля: ровные, золотые клубни. А для украшения стола она выбрала лиловые, темно-красные, розовые цветы: тяжелые розы, сирень и гравилат.
Они приехали в этот дом двадцать четыре года назад, почти день в день, в яркий и полный надежд июньский полдень, когда за домом грустили над речкой ивы, а молодой дубок, который с тех пор вырос и уже возвышался над крышей дома, оделся в свежую зелень. Уставшие от долгой дороги, они почти не замечали буйства пробудившейся природы. Нед помог молодой жене – они были так молоды, почти дети, – выйти из коляски и понес любимую на руках. Она растянула лодыжку в их прежней квартирке, милом надвратном доме, – как давно она не вспоминала о нем! И никогда после него ей не было так уютно и хорошо, даже теперь. В памяти Лидди до сих пор сохранилось неловкое ощущение – желание привести в порядок волосы – тяжелую массу, упавшую ей на плечи, когда коляска тряслась по неровной дороге, но руки Неда крепко обнимали ее, лицо его светилось от усилий и яростной одержимости, с которой он постоянно жил и которая в конце концов его погубила.
– Лидди, послушай! В кронах деревьев поют соловьи, я слышал их вечером. Я слышал их пение.
Высокий странный дом приветствовал новых жильцов, но никто из людей не владел им по-настоящему, все они просто жили в нем. Золотистый котсуолдский камень с пятнами лишайника сохранял летом прохладу, а зимой ловил солнечный свет. Виргинский плющ закрывал южную сторону дома, лимонно-зеленый весной, малиново-красный осенью, белые кружева гортензии красовались под окнами кабинета и столовой. Вокруг двери были вырезаны совы, над ней белки, а наверху на четырех каменных перемычках гордо красовались четыре каменных соловья.
Они были и на ее кукольном домике, вот почему она поняла, куда привез ее Нед.
Да, те воспоминания. От них у нее перехватило горло и на этот раз – как всегда.
Первые шажки Джона, шаткие, решительные, крошечные по неровным ступенькам, ведущим в Заросли, а там его сестренка пела песенку из «Матушки Гусыни», которую специально переделала для него:
Джон, Джон, сын художника он.
Украл пирожок и прыг за порог.
Морозное рождественское утро, когда Элайза тайком ушла рано утром и вернулась домой, раскрасневшаяся от мороза, волоча за собой плющ и жесткий остролист.
Читать дальше