Хэрриет Эванс - Дикие цветы

— У меня никого не осталось, — сказал он.

— У тебя осталась я. — Она поцеловала его в мокрую щеку. — Я рядом. Я всегда буду рядом. Мы станем стариками, и ты будешь хромать, но мы все равно вернемся на пляж, и ты снова прижмешь меня к себе и поцелуешь. — У нее покраснели щеки, а глаза мерцали в сумерках. — Мы еще устанем от мирных дней. Наши дети будут лазить на «зубы дракона», и кувыркаться в песке, и будут с ног до головы покрыты мхом. И я побываю везде и увижу все, а ты станешь знаменитым актером…

Она встала на колени и погладила его по волосам.

— Не сейчас. Еще нет. Ты должен пойти в театральную школу. Занимайся как можно лучше. Особенно для нее, но и для меня тоже.

Он засмеялся, и она тоже рассмеялась, но затем сказала серьезно:

— Если ты станешь знаменитым и начнешь выступать на сцене, она всегда будет знать, где тебя искать. И если ты будешь продолжать приезжать в Боски, тоже.

— Я люблю тебя больше всех на свете, — сказал он просто.

— Знаю. И я тебя.

И она взяла его за руку, положила себе на грудь и поцеловала его, покачиваясь у него на коленях.

— Джулия.

Голос прозвучал на расстоянии вытянутой руки, холодный, четкий, и они оба подпрыгнули.

— Ты, ты. Подойди-ка сюда.

Сердце Энта сжалось от омерзения.

Джулия вскочила на ноги, и он встал за ней, и там, на пустыре перед ними стояли Алистер Флэтчер, отец Джулии, и ее брат.

С видом кота, почуявшего сметану, Йен указал на Джулию и Энта.

— Я же говорил, что это они, — сказал он, отступил назад и скрестил руки.

Алистер смотрел куда-то вдаль, на море.

— Джулия, возьми свои туфли, мы уходим, — едва слышным голосом произнес он.

— Но папа-мы не…

— Мы уходим, — перебил он ее голосом, холодным, как лед.

Она начала поднимать противогаз, коврик, юбку, которую она только что сняла. Но она была неуклюжей и уронила вещи, и Энт попытался помочь ей, но тут использованный презерватив и упаковка от него упали с коврика на землю прямо на одну из туфель Энта.

— Минутку, — сказала Джулия совершенно спокойно, хотя ее лицо побелело. — Мне нужно собрать все это, папочка. Папочка, мы ничего плохого не делали.

— Ты шлюха, и ты знаешь это, не так ли? — сказал Алистер непринужденно. — Шлюха — значит, распутная женщина, и это ты. Как же я рад, что твоя мать умерла и не может видеть, какой шлюхой стала ее дочь. — Его голос дрогнул. — Как ты могла?… Нет, мы не будем это обсуждать. Ты возвращаешься в школу — неделей раньше. Я больше не хочу видеть тебя в доме. По крайней мере пока ты не выйдешь замуж. Что касается тебя… — Он повернулся к Тони. — То я понимаю, почему Дина ушла. Ты опасен, а твой ум извращен. Ей по горло хватило этой истории с вещами, которые даже не ее, а тут еще ты с твоим девчачьим страхом темноты и жалобами на школу. Она потакала тебе все эти годы, и так ты отблагодарил ее. Ты дрянной мальчишка, Энтони. Дрянной до мозга костей.

Он схватил свою дочь за руку, а другой рукой указал на Энта.

— Ты. Остаешься здесь. Ждешь, пока мы исчезнем из виду.

— Сэр, пожалуйста, послушайте… — начал Энт, но они уже двинулись в путь. Алистер пошлепал по руке дочери и указал пальцем на Энта:

— Я серьезно, Уайлд. Одно движение — и я сделаю ей очень больно.

Энт остановился, ошеломленный, будто Алистер ударил его. Он просто сидел и смотрел, как она уходит, и его неспособность помочь Джулии запятнала его навсегда.

Когда Алистер, Йен и Джулия вернулись в переулок, Джулия споткнулась в расстегнутых туфлях. Энт увидел, как Йен резко толкнул ее, чтобы шла быстрее, и она споткнулась еще раз. Ее отец шел рядом со своим сыном, опустив голову, держа руки в карманах изношенного твидового пиджака.

Энт смотрел им вслед и через минуту или две последовал за ними так тихо, как только мог. Он видел, как она вошла с ними в дом, но не обернулась.

Уже почти стемнело, а луна теперь висела высоко в небе. Венера спокойно сияла, когда Энт, уставший так, как еще не уставал никогда, поднялся по ступенькам крыльца. В воздухе стоял пьянящий розмариновый аромат.

« Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните », — воскресли у него в мозгу строки, процитированные Диной годы назад, в его первый день здесь, когда он поставил ангела над притолокой, а она поведала ему, что однажды он вырастет.

Он толкнул дверь и увидел Дафну, которая сидела на диванчике у окна с опущенной шторой, курила и читала. Очертания ее головы подсвечивались слабыми лучами солнца, но лицо было в тени, и Энту на мгновение показалось, что она похожа на злобную паучиху, притаившуюся в углу комнаты, чтобы сцапать его.