Хэрриет Эванс - Дикие цветы

— Зачем ей это делать? Вы врете. Это не она, она бы никогда… — Энт умолк.

Не играй, Энт. Это отравляет кровь.

— Неужели? В таком случае не думаю, что ты знал ее достаточно хорошо, милый. Разве ты сам, выпади тебе такой шанс, не захотел бы рискнуть, поставить на карту все? Представь, вот ты нашел в песке древнюю львиную лапу или царский головной убор из золота, которому тысячи лет. Ты вообще представляешь, каково это-держать такую вещь в руках, каково думать… — Она подвинула лицо к нему и вдруг прошипела: — Это может быть моим, я могу просто взять эту вещь, и никто не узнает!

Дафна злобно расхохоталась.

— Она воровка, дорогой мой. Она припрятала множество вещиц, о которых следовало сообщить музею, и я это знала… Так что мы пришли к соглашению — она отдала мне квартиру, а сама вернулась в Багдад, и не должна была никогда, никогда возвращаться в Англию. Знаешь, мне действительно нравилось жить в ее квартире — было очень удобно добираться до «Хэрродс» и до парка. Но потом пришел ты и все испортил.

— Нет, это вы! — закричал он срывающимся голосом. — Вы все испортили! Вы прогнали ее!

Дафна продолжала, будто не слыша его слов:

— Видишь ли, мой дорогой Энт, теперь у меня нет ни квартиры, ни этого дома, и Дина нагрела меня, улизнув с остальной добычей и этим ангелом, который, если, конечно, он подлинный, стоит кучу денег. О, я была бы обеспечена на всю жизнь — стоило только найти подходящего парня, чтобы сплавил его покупателю. Но, увы, Дина оставила меня ни с чем, и сейчас я возьму все, что мне причитается.

Сказав это, она подошла к Энту, стоящему у стены, взяла его за руку и рывком сунула ее под свою шелковую блузку. Пальцы Тони автоматически сомкнулись на ее маленькой, мягкой груди, он почувствовал, как сосок напрягся, и его рот слегка приоткрылся. Незаконченное дело с Джулией сделало его менее терпеливым, чем обычно. Дафна заметила это; огонек триумфа сверкнул в ее голубых глазах, и она приблизилась к нему, держа руку поверх блузки, поверх его руки под блузкой, лежащей на ее прохладной обнаженной груди.

— Твоя тетя — плохая женщина, сладкий, — сказала Дафна и, просунув ногу между его коленей, надавила ему на промежность — так, что он немедленно начал твердеть. — О, — удивилась она тихим, довольным голосом. — А я-то думала, ты всего лишь маленький мальчик. Впрочем, ты ведь такой и есть, верно? Скажи. Скажи это.

— Нет… — прошипел Энт сквозь стиснутые зубы. — Нет, это не так.

— Для меня — да. Всего лишь малыш.

Стыд охватил Энта, но все же он не отодвинулся от твердой, тяжелой ноги, вдавливающей его плоть. Она видела, как ему стыдно, видела, что смущение сжигает его, и ее глаза светились.

— Слушай-ка внимательно, милый, — сказала она ему. — Этот ангел — мой. — Она слегка пошевелила коленом, дразня Энта, очень медленно, чтобы он распалился еще сильнее. — Это даже не ангел, Энт. Это богиня Иштар. Месопотамия, три с половиной тысячи лет… Почти бесценная. Я не знаю, откуда она взялась, но не верю, что Дина купила ее на рынке, как всегда заявляет. Это чрезвычайно ценный предмет, в отличие от всего остального-он не должен висеть над порогом какой-то грязной деревянной лачуги у моря. Если ты-тот, кто нашел его, твое место в истории гарантировано… — Ее глаза блестели, она неглубоко и быстро дышала, и в выражении ее лица, в ее напряженном теле чувствовалось что-то манящее и отталкивающее одновременно… — Она устремила на него свой кошачий взгляд. — Эта вещь должна быть в музее, а не у Дины.

— Она купила его, заплатила за него, и она верит, что у нее есть какие-то особые силы, что она охраняет ее… — Энт прогнал нахлынувшие воспоминания, пытаясь не смотреть на Дафну, не показывать, как сильно он хочет ее… — Ей… она не обязана отдавать ее музею.

— Чушь. Это уникальная вещь. Она древнее, чем все предметы в этом мире — она переживет даже Гитлера, я уверена… — Ее рука сменила колено, и она терла его, и он подумал, что, наверное, болен-желание было настолько сильным, и Дафна терла его так быстро, слишком быстро, и кусала нежные, пухлые розовые губы, и он по-прежнему не мог заставить себя остановиться, просто не мог.

Энт закрыл глаза.

— Тебе нравится это, не так ли? Просто мальчишка, сопливый мальчишка, а уже понял, что к чему. Только вот вещи бывают не тем, чем кажутся, Энт. Возьмем плату за твою школу. Она не могла себе ее позволить, и я помогла ей продать красивую печать, найденную в Нимруде. — Ему стало жарко, жарче, чем когда-либо еще, а ее пальцы и кожа — о, они источали такую прохладу, — и он беспомощно терся об нее. — Она пришла в отчаяние, желая, чтобы ты получил это глупое образование, желая, чтобы ты вырос, стал настоящим мужчиной, воспитанным в доброй традиции британских государственных школ-она боялась, что слишком много времени, проведенного с ней, повлияет на тебя неправильно, сделает тебя таким же, как она, — разве это не смешно?