Хэрриет Эванс - Дикие цветы

Тони наморщил лоб, пытаясь вспомнить…

— Ты был моим отцом, когда я росла. Я знаю, кто ты такой. Говорят, можно или принять это, либо сойти с ума. И я приняла. Изолировала себя от всего.

Ветер трепал ее волосы, и они хлестали ее по лицу — она убрала их.

— Я забыла то, что видела, забыла, что значит быть частью этой семьи, и сосредоточилась на пении. На своем голосе и на себе. Потому что так гораздо легче.

— Хелен, я не понимаю, честно…

— Корделия, — сказала она, с пугающей нежностью положив руку на его предплечье. — Меня зовут Корделия, папа. Просто… Да, ты вел распутный образ жизни, но ты был прекрасным отцом, и… о, папа, ты ведь им был!

Она осеклась, закусила губу и уставилась на него. Лицо ее было белым, а губы алыми.

— И вот, ты занимаешься всем этим, а потом берешь и трахаешь жену своего сына. Его лучшего друга. Твою невестку! И она беременеет. И твой сын думает, что это его дети. Хотя на самом деле они его с-с-с… — Ее голос дрогнул. — Сестры! Мои сестры. Ты грязный человек. Это инцест. Ты… надругательство. Ты над ней надругался. Лучше бы я этого не знала… но я знаю… И с этой мыслью я просыпаюсь каждое утро. — По ее белым щекам потекли слезы. — Каждое утро я вспоминаю все заново, и это убивает меня. Вот почему она умерла. Я это знаю. И я тоже приложила к этому руку. Господи, папа, я не могу думать больше ни о чем! Думаю только о тебе. Как только ты мог!

— Они не его сестры, — хрипло сказал Тони. — Честно, дорогая. Я абсолютно честен с тобой. Клянусь.

Она топнула ногой и издала яростный рык.

— Почему? Почему ты такой?

— Клянусь тебе, Корд. Корд! Они Бену не сестры. Ты должна мне верить, Корди, дорогая. — Его голос дрогнул — он никак не мог заставить ее поверить его словам. Стоило ли вообще пытаться? — Послушай, Мадс была не в себе, она была сломана, поверь мне. Думаю, она все равно рано или поздно убила бы себя. Честно.

— И это значит, что все в порядке? Если бы не ты сломал ее, это все равно бы случилось?

— Послушай меня. Я знаю ее семью. Я знаю, какое у нее было детство, как тяжело ей приходилось…

— Она была моей лучшей подругой, гнусный ты идиот, извращенец — она была моей лучшей подругой! — Корд почти кричала. — Хочешь сказать, что ты знал ее лучше, чем я?

— Да! — прокричал он почти воодушевленно, разведя руки. — Да, я знал ее лучше! Я понимал ее. Я знал ее с тех пор, как она была ребенком, я наблюдал, как она взрослеет вместе с вами, и я видел… некоторые люди рождены для грусти, Корд, это так!

— Никто не знал ее так, как я знала! — сказала Корд дрожащим от злости голосом. — Даже Бен.

Это действительно убило ее. Я в этом уверен. Тони похолодел. Он понял, что это правда.

— Что ты ей сказала до того, как она отравилась? — спросил он. — Ты виделась с ней тем вечером, ведь так? Я слышал, как вы о чем-то спорили в пляжном домике, когда возвращался с прогулки — я уверен, это была ты.

Корд в недоумении уставилась на него.

— Да. Мы были там. Я спросила ее о тебе. Она все признала. Я спросила ее, как она могла, почему, черт возьми, ты… Я сказала ей… — Она всхлипнула и снова потерла шею. — Господи. Я рассказала, что я о ней думаю — что мы все тогда думали. Она заплакала. А я оставила ее там в слезах.

Слезы по ее щекам теперь лились ручьем; он подошел к ней ближе, но она оттолкнула его руку с такой силой, что он оступился.

— Я сделала все это из-за тебя. Это не ее вина. Ты был старше ее, ты был ей вместо отца, и ты… — Она покачала головой. — Ты соблазнил ее. Ты изнасиловал ее. Это изнасилование, ты принудил ее к этому своими старыми как мир уловками. Я тебя знаю.

— Нет, не знаешь, — обливаясь потом, он достал носовой платок. — Это была она… мы оба… как же ты не понимаешь! — Он закашлялся. — Давай присядем. Мне нехорошо, Корд.

— Почему ты такой? — вновь спросила она. — Я не понимаю. Что с тобой случилось, что сделало тебя таким? Как ты мог не понимать, папа, что так поступать нельзя?

От яркого солнечного света у него потемнело в глазах.

— Послушай, все совсем не так, понимаешь? — Он протянул ей руку. — Давай найдем, где присесть. Я все объясню. Все, чего я хотел — чтобы у всех вас была полноценная семья. Хотел создать для вас идеальные условия.

Он замолчал. Она смеялась, словно происходящее представлялось ей просто уморительным.

— Ты больше не можешь выступать на сцене, правильно? Вспомни все рецензии на « Гамлета ». Я говорила всем, что критики к тебе несправедливы, но теперь понимаю, что они были правы. Ты как цирковое животное, которое знает, как ползать по опилкам на арене в такт музыке, но уже не помнит, зачем все это нужно.