Денис Коваленко - Татуированные макароны

Макс согласился помочь Абрамчику в осуществлении его плана. На то было две причины: первая — он по-настоящему ненавидел Никаныча; вторая — обычное любопытство и азарт. Ваня был его одноклассником, но ради такой истории он согласился пожертвовать Ваней, причем, не имея к нему ни личной ненависти, ни даже неприязни.

Странным казалось, что два столь открыто ненавидящих друг друга человека, как Абрамчик и Ваня, водились вместе в одной компании… Но они и не водились вовсе. Их нельзя было увидеть вместе на дискотеке, да и во дворе в компании ровесников они не общались (у них и круг общения был разный). Ни разу их не видели вдвоем, чтобы они дружески беседовали, разговаривали. Их связывали исключительно карты.

Может быть, во всех девятых классах их школы только эти четыре подростка играли в карты на деньги. Играть — играли все, от младших классов до старших. Но играли ради интереса или на щелбаны и прочие глупости. В школе за картами следили довольно строго, а потому пацаны уходили, обычно, в какой-нибудь двор или на спортплощадку.

Первый раз это случилось в седьмом классе. Компания мальчишек после уроков собралась в беседке, во дворе, недалеко от школы. Помимо Макса, Вани, Муси и Абрамчика сидели еще трое пацанов-одноклассников.

Играли в секу на щелбаны. Играли азартно, со вкусом, со знанием дела врезая в лбы проигравших острые щелчки. И именно в этот день злой от боли, с огромной бордовой шишкой на лбу, Абрамчик яростно выпалил:

— Щелбанами вы все мастера кидаться, — чего так, сегодня шишка есть, завтра пройдет. А на деньги слабо, а?

— Абсолютно не слабо, — не скрывая злой радости парировал Ваня, разминая пальцы правой руки, которыми он только что отсчитал Абрамчику тридцать щелбанов.

Мелкие деньги были у всех, но решились играть лишь Абрамчик, Ваня, Муся и Макс. В тот день Ваня обчистил всех до копеечки, сняв с Абрамчика приличную для тринадцатилетних мальчишек сумму в 173 рубля — все, что было у Абрамчика на тот момент в кармане. С тех пор и повелось: почти каждый вечер четверка игроков собиралась у кого-нибудь дома, если не было родителей. Чаще у Вани: мать Вани постоянно работала, бабка с утра до вечера торчала у подъезда на лавочке, ведя там беседы с такими же бабками, а сестра запиралась в своей комнате и весь день не отрывалась от телевизора, нисколько не мешая мальчишкам; девушка она была чрезмерно пугливая и ни за что не выходила из комнаты, если в доме были посторонние.

В теплое время играли на улице, на полянке, когда она бывала пуста, или в других местах, отгороженных от лишних глаз. Но всегда играли исключительно на наличку. В долг, на запись, как не подстрекал их Абрамчик, играть все же опасались, в частности, Ваня. Суммы у всех кроме Абрамчика, были копеечные, если проигрывали, то не слишком жалели, и на провокации Абрамчика, бросавшего на стол сторублевую бумажку, отвечали, что раз у них нет таких денег, то и ему ставить больше нельзя. И Абрамчику, имевшему на руках крупную карту (и, конечно, желавшему взвинтить ставку), приходилось довольствоваться копеечным выигрышем.

Но именно в тот день, с которого и началась эта история, все вдруг согласились играть на запись. Слишком уж крепко началась игра. Даже Ваня, всегда боявшийся такой игры, как на запись без потолка, не выдержал, и, может быть, первый и предложил начать серьезную игру.

Когда подростки вернулись на полянку с пивом и с новыми колодами, Ваня сидел за столом, крепко уперевшись в него руками, точно начальник в ожидании подчиненных. Вид его был грозен. Утерев слезы, Ваня до возвращения пацанов успел убедить себя в полной своей будущей победе и нетерпеливо задергался, видя, как Макс распечатывает и тасует новенькую колоду.

А подростки явно были себе на уме, часто переглядывались, перемигивались, давали друг другу тайные знаки, причем так неумело, что любой тотчас догадался бы, что здесь что-то замышляется. Но Ваня был слишком поглощен игрой и азартом, чтобы обращать внимание на это, слишком был возбужден, чтобы спокойно приглядеться к своим партнерам и заметить, что они очень уж намерено чешут носы, уши, мигают глазами, демонстративно закуривают, каждый раз произнося громко: «Не против, если я закурю?». Или: «А не закурить ли мне?». Макс, тот вообще в самый разгар игры ложился всем телом на стол для того лишь, чтобы услужливо дать Мусе прикурить, вместо того, чтобы просто протянуть ему зажигалку. Такая услужливость особенно раздражала Ваню. Ложась поперек стола, Макс закрывал Ване Абрамчика. Это злило Ваню — и только. И даже подозрения у него не было, что обманывают его — Ваня уже отыграл две с половиной тысячи, так что, ежели и обман, то очень замечательный обман и за такой обман можно только спасибо сказать.