Денис Коваленко - Татуированные макароны

Разозлившись из-за этого до ненависти на всех ворон сразу и на себя, в частности, Ваня, с ощущением, что он никуда негодный лентяй, доводил себя до предельного, до совершенно ни в какие ворота не лезущего упоения и, набравшись его до краев, чуть ли не прыгал за стол (с мыслью о том, что время беспощадно улетает, улетает быстро и навсегда), хватал авторучку, мгновенно решал задачу, и, счастливый, успокаивался на том, что он, оказывается, не лентяй, а даже наоборот, трудяга, и что он теперь достойный сын своей матери.

И сейчас, сидя за столом на полянке, Ваня накрутил себя, завел, готов был в секунду все отыграть и все выиграть, и так настроившись, ни о чем уже думать не мог, кроме как о будущей, наверняка удачной, игре.

Выйдя с полянки, Муся предложил новую игру, и эта игра понравилась подросткам куда более банальной секи. Как таковая, сека потеряла для них интерес. К тому же Абрамчик обещал серьезно проставиться пивом и закуской, если дело выгорит, сводить Макса и Мусю в модный данс-клуб, отдохнуть там на славу: снять проституток, и все дела… Словом, новая, совсем недетская игра завладела их мыслями — посадить Ваню на бабки, сделать так, чтобы он проигрался, проигрался серьезно.

Всю дорогу до магазина они запоминали знаки, чтобы предупреждать друг друга о картах, которые будут на руках у каждого из них. Было решено купить несколько колод, из одной вытащить тузы, и в нужный момент подсовывать нужные карты то Абрамчику, то Ване. Мысль, с которой все и началось, — унизить Ваню, поданную Абрамчиком, Макс поначалу воспринял холодно — его интересовали только деньги, но Абрамчик так вдохновенно и красочно объяснил, что больших денег от Вани не добиться (даже если бить его), что куда выгоднее и интереснее заставить его сделать что-нибудь полезное…

— К примеру, убить кого-нибудь, — невзначай вставил Муся.

— Никаныча, — добавил Макс.

— А хоть бы и Никаныча, — согласился Муся.

— Вот это дело. Вот это, в натуре, дело полезное, — горячился Абрамчик.

Словом, идея, завладевшая ими серьезно, не на шутку, обсуждалась всю дорогу от магазина до полянки. Вряд ли она пришла бы им в голову случайно. Абрамчик ненавидел Ваню, он так и говорил: «Я его ненавижу». Ненависть была взаимная. Ваня, как человек, по большому счету, наивный и еще не научившийся прятать свои мысли, первым дал повод для этой ненависти. Ваня невзлюбил Абрамчика за деньги. Несправедливым казалось Ване, что такой глупый и пошлый человек, как Абрамчик, имеет деньги, а… вот… Ваня их не имеет. И действительно, почему деньги есть у тех, кто их не заслужил? Учился бы Абрамчик хорошо, или же увлечен был каким-нибудь делом, или хотя бы уж собака у него была или кошка, а он бы за ними ухаживал и любил их. Но у него даже и этого не было — Ваню ужасно это раздражало. (Сам Ваня безумно хотел собаку, но собак боялись, что сестра, что бабка, панически боялись).

Еще когда учились в пятом классе, Ваня прямо сказал Абрамчику: «Дима, я не понимаю, почему ты ходишь в нашу обычную школу, а не в какой-нибудь лицей для недоразвитых богачей, у тебя ведь даже собаки нет. Ну, на что ты после этого годен?». Абрамчика задело и обидело не столько обвинение в «богатой недоразвитости», сколько укор в том, что даже собаки у него не было. И если бы знал Ваня, как Дима Абрамов мечтал иметь собаку, овчарку. Но у Абрамчика была жутчайшая, непобедимая аллергия на собак, и денег на лечение ее было столько угроблено, что хватило бы на целый питомник первоклассных овчарок.

Ваня часто бывал прямолинеен в своих высказываниях и поступках… Прямолинеен, наивен и доверчив. Если человек ему не нравился, он не скрывал этого, говорил в лоб, и наоборот, если человек был симпатичен ему, он не скрывал своего чувства, зачастую не отличая хорошего от плохого. Ваня был больше мальчиком чувствительным, чем разумным. Он мог легко полюбить человека за ум, совсем не замечая, что за умом этим прячется грязь и подлость; легко мог возненавидеть человека за глупость, безграмотность, не видя, что этот глупый человек бесхитростный и безобидный. Ваня был простодушен в своих чувствах — излишне подозрителен там, где не нужно, и доверчив не к месту. В Максе Ваня видел друга и защитника, хотя для дружбы тот не давал ни малейшего повода. Защищал же Макс абсолютно всех своих одноклассников, потому что был для них вроде старшего брата. Максу лидерство это льстило; он вправе был наказывать кого угодно и за что угодно в своем классе; это был его класс; но, не дай Бог, кто обидит даже самого презираемого Максом одноклассника, он тут же спешил восстановить справедливость и наказывал обидчика.