Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Три шестерки — сека, далее — три туза, потом — все по очкам; тузы липнут только к тузам, шестерки — к любой карте, у кого больше 21 — должен пройти дальше.

— Играем по рублю? — все согласно кивнули. — Только как будем считать, раз денег нет?

— Записывать будем, — и Макс, будто этого и ждал, достал из внутреннего кармана куртки тетрадный лист и ручку.

— Снимай, Макс, — предложил Ваня.

Сняв колоду, Макс передал ее Ване, и игра началась. Раздав каждому по три карты, Ваня вновь обратился к Максу:

— Твое слово.

— Пас.

— Пас, — сказал и Абрамчик.

Пасанул и Муся.

— Три рубля мои, — не скрывая радости, вымолвил Ваня и нарисовал в тетрадке четыре кружочка, в каждом написал имя игрока и стрелки нарисовал от трех кружочков к своему, написав себе +3, противникам —1.

Не видя перед собой реальных денег, подростки проигрывали легко, даже сумму в 50 рублей считали несерьезной. Хотя для троих такие деньги стали бы существенной потерей. Но их пальцы не чувствовали сейчас хруста и шелеста купюр, а к воображаемым деньгам отношение всегда попроще.

С каждой раздачей азарт возрастал. Виртуальные деньги кочевали из одного кармана в другой. Проигравший двадцатку, тут же выигрывал тридцать. И следом с легкостью проигрывал 50.

Кто кому сколько должен, сейчас реально оценить никто не мог. Плюс-минус десять-двадцать рублей никто всерьез не воспринимал. И того пика, когда в азарте кричишь: «Сто?!», «Триста сверху!» — пока не было. Азарт только овладевал их головами, оттесняя разум на задворки. Но время делало свое дело: вот уже у Абрамчика кончились сигареты, Ваня до крови сгрыз ногти на левой руке, у Макса уже с трудом получалось выглядеть внешне спокойным. Поначалу он очень старался быть таким, но через час стал агрессивен, начал срываться на крик и даже раза два вскочил и стукнул кулачищем по столу. Один Муся не терял своего безразличия, будто не на деньги играл, а на поцелуи с девочками. Абрамчик, зная свое материальное преимущество, периодически пытался вывести кого-нибудь на крупную игру, иногда волнуясь, иногда спокойно говорил:

— Сто рублей сверху, или пятьсот рублей дальше.

Но, услышав ставку, все дружно пасовали. Подростки были еще слишком неопытны: радость от пришедшей крупной карты скрывали плохо — никак не скрывали. А когда пытались блефовать, слишком уж старались казаться нервными, изображая радостное волнение от якобы крупной карты. Остальные это видели, и блефующий, понимая, что он разоблачен, пасовал себе в минус. Но вот карты, уже потрепанные, оказались у Макса. Дав снять Абрамчику, он раздал каждому по три, положил колоду и вдруг спросил:

— А играем до скольких? Пока не одуреем? Или все-таки время обозначим?

— Предлагаю до восьми вечера, — предложил Муся. — В двадцать минут девятого по РТР кино будет… Очень интересное кино, «Прирожденные убийцы». Довольно-таки милый фильм, рекомендую.

— Тогда ровно в 20.00, неважно, кто сколько проиграл, игру заканчиваем, заключил Макс и, для большей убедительности, снял с руки часы и положил их на стол.

— Сейчас три без пяти. Абрамчик, твое слово.

— Прошел. Десять дальше.

Муся пропасовал. Выдержав паузу, Ваня отложил свои карты и, глядя в сторону, произнес:

— Добил твои десять и тридцать дальше.

— Пас, — Макс бросил карты на стол.

— Добил твои тридцать и пятьдесят дальше.

— Сто, — коротко бросил Ваня.

Макс присвистнул:

— Вижу, пацаны, серьезная у вас карта.

— А вот мы и посмотрим, — сказав это, Абрамчик зло врезался глазами в Ваню и, после паузы тихо произнес: — Пятьсот.

Муся чуть заметно ободрился. Макс, странно улыбаясь, предупредил:

— Гляди, Ваня, тебе отдавать, — и замолчал.

Выпрямившись, Ваня еще раз внимательно посмотрел на свои карты, положил их на стол и чуть ли не шепотом, медленно, разделяя каждое слово, проговорил:

— Я добил твои пятьсот рублей и ставлю сверху еще пятьсот.

— Вы че, пацаны, охренели? — Макс вскочил с места, — Абрамчик, если ты добьешь, советую вскрыться… Ну, вы, блин, даете, — и сев, замолчал так же внезапно, как и вскочил.

Абрамчик ответил очень спокойно, в голосе не было даже намека на волнение, даже самого маленького намека. Твердая спокойная уверенность:

— Добил твои пятьсот и тысячу сверху.

Ваня не просто улыбнулся, он ощерился до десен. Розовое счастливое лицо каждым мускулом радовалось. Прыснув, он чуть не в истерике крикнул:

— Добил и еще штуку дальше.

Макс глупо смотрел то на цветущего Ваню, то на Абрамчика, твердое спокойствие которого улетучилось. Пальчики его затряслись, он стал искать сигареты, смял пустую пачку и, все сильнее сжимая ее в покрасневшей ладони, ответил: