Денис Коваленко - Татуированные макароны

Вплоть до прихода Вани Лиза подробно рассказывала маме, как она гуляла, что видела, с кем разговаривала, словом, каждый свой шаг, включая выход из квартиры и возвращение в нее. Лиза нередко так подробно и долго рассказывала маме о своей жизни, но эти рассказы мама обычно слушала невнимательно, особенно сейчас. Ее больше интересовал Ваня. Как мать, она чувствовала, что что-то случилось, но досаждать сыну расспросами, видя его такое состояние, не решалась, и просто боялась; оставалось только ждать, когда он сам все ей откроет.

— Ты что, в школу не идешь? — спросил Макс.

Ваня отрицательно покачал головой и укутался в одеяло.

— Заболел, что ли? — вновь спросил Макс.

Ваня продолжал молчать, лишь кивнул головой.

— И Абрамчик вот тоже заболел, — не зная, что говорить дальше, произнес Макс и, с надеждой, что его поддержат, посмотрел на Мусю. Но Муся, сев с краешку на Ванину кровать, по привычке безучастно рассматривал комнату, словно говоря этим Максу — ты главный, тебе и говорить, а я так, с краешку посижу. — Ваня, можешь не переживать, — неуверенно продолжил Макс, — мы тут с Ромиком посоветовались… короче, ерунда все это: игра, там… то, что ты проиграл. Все это баловство… Расписку мы тебе отдадим, так что, короче… короче, все нормально.

Ваню его речь не тронула; он не обрадовался, не кинулся с благодарностью Максу на шею, он никак не отреагировал на это, только еще сильнее укутался в одеяло, и видно было, что не только разговор, но и само присутствие гостей было ему в тягость.

— Ромик, я ведь не вру, подтверди, — обратился Макс к Мусе за помощью. — Мы тебе, если хочешь, и расписку отдадим… Я прав, Мусь?

В ответ Муся извлек из кармана расписку и, без слов, протянул ее Ване.

— Ну, бери, чего ты, — подбодрил Ваню Макс. Видя, что Ваня, опять же, проигнорировал его и продолжал сычем смотреть куда-то в стену, Макс с досады вырвал у Муси расписку, изорвал ее в мелкие клочки и, осыпав ими Ваню, не выдержав, выпалил: — Ну, че ты хочешь еще? Че тебе еще надо? Че ты, как пень, сидишь и молчишь? — Макс начал не на шутку распаляться; он был чуть ли не оскорблен. Как так, он пришел к Ване, простил ему долг, все ему простил, расписку ему вернул, все для Вани сделал, а от Вани в ответ не то что благодарности — слова обычного не услышал, будто и не было здесь никакого Макса, а пустое место все это Ване говорило. Еще секунда, и Макс не выдержал бы, нагрубил Ване и, хлопнув дверью, ушел.

— Макс, подожди, не видишь, он действительно заболел, — заговорил Муся, закончив, наконец, свое созерцание. Он уже до мельчайшей царапинки рассмотрел Ванин постельный шкаф, трехдверный, на тоненьких ножках, такого ужасного икорно-кабачного цвета, что после минуты беглого его рассмотрения Муся с отвращением отвернулся; каждый узорчик синтетического ковра, висевшего на стене, местами вылинявшего, с ужасным по исполнению рисунком на тему охотники на привале; фанерный письменный стол, с кое-где полопавшимся лаком, отошедшей облицовкой, до отказа заваленный книгами, тетрадями и всевозможной ученической утварью; и даже успел разглядеть обои, потертые, песочного цвета, с безобразным матрасным рисунком, от которого можно было бы просто потихонечку сойти с ума.

— Макс, поди на секунду, — Муся поднялся с кровати и, отведя Макса к двери, зашептал так, чтобы Ваня не смог услышать: — Макс, лучше я сам… подожди, — остановил он Макса, готового ему возражать. — Подожди нас на улице, я с ним быстро.

Ваня, видя это, сразу же насторожился, как ему ни хотелось, но расслышать что-либо ему не удалось, Макс все время смотрел на него.

— А чего я… — произнес Макс — лежит, блин, как пень, хоть бы слово сказал.

— Ребята, — в комнату, осторожно постучав, заглянула Ванина мама, — может, вы чайку попьете? — спросила она, виновато глядя куда-то сквозь подростков.

Ване почему-то стало ужасно за нее стыдно, покраснев, он неожиданно грубо выпалил:

— Мы не хотим.

— А, ну хорошо, — извиняясь, произнесла она и скрылась за дверью.

Сразу же за ней вышел Макс, предупредив:

— Я на улице.

Оставшись один на один с Ваней, Муся внимательно посмотрел на него: болен он или так, трусит только? В любом случае, главным было вытащить Ваню из постели… что дальше делать, точного плана у Муси не было: все зависело от того, как поведет себя «больной».

— Зря ты Макса обидел, — начал Муся издалека; для него было важно, что Ваня будет говорить, каким тоном будет говорить, и, исходя из этого, Муся и решил вести свою игру. — Макс правду тебе сказал, — продолжал Муся даже с некоторой патетикой. — Мы против тебя ничего не имеем. Макс даже вчера за тебя Абрамчику навтыкал… пойми меня правильно… — Муся выдержал паузу, сейчас как никогда он чувствовал, что играет, и как раз это ему и нравилось: он точно видел и слышал себя со стороны, и внутренне был вполне доволен собой. — Мы с тобой, чтобы ты ни думал, друзья; между собой мы можем и ссориться и даже драться, но, когда беда приходит со стороны, мы должны помогать друг другу… — закончил он совсем по-книжному. Ваня не понимал, куда клонит Муся и к чему такой тон, от этого тревога его усилилась. — Тут дело такое, Ваня, в школе такая беда сейчас творится, что я даже и не знаю, с чего начать. — Ваня еще больше насторожился. Муся заметил это и продолжал на полтона ниже: — Никаныч вчера к Матрене заходил и признался ей и про игру, и еще кое в чем… И вот это «кое что» может вылиться для тебя очень не хорошо.