Денис Коваленко - Радуга в аду

Серж что-то веселое про машины рассказывает.

— А вот со мной тоже был случай: еду я на своей «десяточке» и в меня «мерс» шестисотый врезается, — и Валера, по привычке, рассказал древнючий анекдот, как обычно, выдав его за случившуюся с ним историю; он весь вечер сыпал этими, случившимися с ним, историями. Юбчонкам нравилось. Только Дима всякий раз осаживал, большой ладонью взлохмачивая уложенную Валерину шевелюру: — Валер о , достал ты со своими байками, своей бабушке их рассказывай, в натуре, — и Дима такую гримасу состраивал, и так пальцы смешно гнул , что юбчонки со смеху покатывались, — еще раз такой прогон устроишь, я тебя, в натуре, закрою и запечатаю, — на бис гнул пальцы Дима.

— О, девчонки, я вас сейчас сфотографирую, — Валера достал свой мобильник, две юбчонки даже всколыхнулись — последняя модель нокиа, вся навороченная, вся такая…

— Ща, мы устроим семейный фотоальбом, — и все: и Саша, и Серж, и Дима, повытаскивали свои навороченные мобильники, юбчонки и растерялись, в какой смотреть, все на них навели, зафотографировали. Юбчонки засмущались: Ой, не надо, ой, я плохо выгляжу. — Да ты че, лучше всех, — целились в них парни. Валера самый оригинальный оказался, всех надул, нашел в телефонной книжке самое грудастое тело. — Вот, похоже? — показал сперва парням. Те: — Одно лицо! Супер! — и юбчонке, которую с умным видом фотографировал . Та смутилась, но не растерялась: — У меня лучше, — сказала с достоинством. — О-о-о! — в восторге воскликнули парни; переглянулись. Вечер шел как надо. Теперь уже Валера танцевал с той, которую он сфотографировал. Дима легко к этому отнесся: еще он юбку будет делить!

— Мужика хотела, вот и залетела, ла-ла-ла-ла-ла, — пел все тот же парень с тонюсеньким голосом. И уже человек десять весело выплясывали возле барной стойки.

— Мужика хотела, вовремя успела, ла-ла-ла-ла-ла, — звонко подпевали несколько пьяных девичьих голосков.

— А ты чего не пляшешь? — весело глянул Дима на все оглядывающегося на танцующих Вадима. В общем-то, Дима был единственным, кто хоть как-то вспоминал о Вадиме: — Слушай, как там тебя зовут? — временами спрашивал он. — Вадим, — охотно отвечал Вадим. Но Дима, уже отвернувшись, болтал или с Сержем или с какой-нибудь из юбчонок. Да и остальные парни время от времени поглядывали, словно хотели удостовериться — на месте он? Вадим был на месте. За всем время он больше не выпил ни рюмки, у самого рука не поднималась налить себе, а парни как-то обносили его. Все это было обидно. Но, может и поэтому, он упорно не уходил, и даже как-то разговор поддержал, чем немало удивил парней. Говорили же обо всем, и одна юбчонка к чему-то заговорила, что вот в ее классе одна такая фифа училась, из Таллинна приехала. Ну, такая вся из себя… просто вообще… Такая худая, длинная. Типа, фотомоделью там, в Таллинне работала. Это в тринадцать лет-то! Это все в седьмом классе было, давно еще. И, главное, врет, типа, я еще и стюардессой работала, типа, меня специально отобрали, одну, как самую красивую. И нам все это впаривает — какая она вся самая красивая, вся такая стюардесса и фотомодель. И все для того, чтобы парня одного нашего охмурить. Втюрилась в него и лапшу всем вешала про фотомодельство. А сама дура-дурой. А гонору: типа, мы тут дуры все такие, а она из Таллинна, и, значит, все ее любить должны. Ну, мы ее после уроков за школой прижали, и таких ей наваляли. А она — у меня, типа, ножичек выкидной есть, сам такой в ладошке помещается, а лезвие — тридцать сантиметров. Мы ей и за этот ножичек еще добавили. Потом, дура, плакала, типа, все она сочинила , у нее просто друзей нету, и парень ей этот понравился. Вот ведь бывает, — даже победно сказала она, — приехала из своего Таллинна, — произнесла она протяжно, все за животы со смеху похватались, — и пургу гонит, одинокая нашлась тут.

— А со мной случай был, — воскликнул Валера, — заблудился я в лесу, выхожу, вижу — железная дорога, и мужик на дрезине, я у него спрашиваю: До Таллинна далеко?

— Валер о ! — Дима лупанул его по плечу, — достал со своими байками.

— А у меня бабушка в Таллинне была, — сказал вдруг Вадим, — говорила, там асфальт с порошком моют, и чисто везде.

Все так и глянули на него. Не выдержали, такой гогот поднялся. Дима, так и вовсе — до слез.

— Б-бабушка… В Таллинне, — заикался он сквозь слезы, — уморил. Ты откуда такой н-нарисовался? — все сквозь смех, заикаясь, глядел он на Вадима, — ты сам-то, не э-эстонец, а?

— Я — русский, — неожиданно с вызовом ответил Вадим.