Денис Коваленко - Радуга в аду

Ха! — распахнулась дверь.

— Ёп те! — тот же самый пьяный, но теперь довольный, возглас. Рука — хвать за блузу. И ни визга, ни вскрика, только сухое: — Не надо.

И дверь захлопнулась, теперь слышно было — дверь захлопнулась .

Еще минуту Вадим сидел так на корточках. Вмиг — вскочил, и — вон из подъезда. И не оглядываясь, напропалую, по снегу — из двора, шаги нервно, задыхаясь — как сердце, глухо по снегу — тудух-тудух, тудух-тудух. Только на проспекте, на многолюдном, светлом, шумном проспекте, только здесь сердце обмякло, и шаги — все медленнее, медленнее. Ладони легли в карманы дубленки… ненавидел себя Вадим, ненавидел, но… дура она, дура, чего в милицию не звонила, чего в подъезд поперлась. Зачем они вообще, дуры, поперлись в эту квартиру!

Захотелось напиться. По-настоящему напиться. Страх еще был, но уже не тот… не такой страх. Противно было — стыдно было, оттого напиться сильнее хотелось — в усмерть.

На автобусной остановке Вадим остановился; вот кто-то глянул на него, кто-то покосился, казалось, все — все, кто стоял здесь, все поглядывали и косились на него — на Вадима.

— Слушай, брат.

Вадим отшатнулся, обернулся резко. Мужичок, худой, скукоженный, лицо в крови, одежда изодрана:

— Брат, — тянул он к Вадиму изодранную кровящую ладонь.

— Чё те надо! — взревел Вадим, хотел пихнуть мужичка, грязный он был, мерзкий; только отшагнул Вадим. Мужичок обернулся к другому мужчине, стоявшему рядом, и, называя и того братом, стал невнятно требовать у того денег, уверяя, что демократы все сволочи, а менты — козлы, и что если он не даст ему денег, то Бог его накажет. Мужчина молча отвернулся, словно и не было никого. Мужичок ко всем так подходил, пока, наконец, не нашелся кто-то, кто взял его за плечи и с силой пихнул в снег. Мужичок упал, подняться пытался, сил не хватило, так и свернулся калачиком на тротуаре, так и лежал.

— Трус, — выскочило невольно, больно резануло через весь мозг: — Трус!.. — И что-то нахлынуло, что-то геройское, что-то обидное. Круто развернувшись, Вадим перебежал дорогу. — Нужно вернуться, — стучало в мозгу, с каждым шагом все настырнее стучало, все обиднее, — вернуться… трус, — Вадим встал, — а зачем ему это надо? Ему — зачем ?

— Надо! — шикнул он мыслям. И уже скорее зашагал туда, откуда только совсем недавно, вот только пять минут назад почти убегал с ошалевшим сердцем, — Сколько их там? Двое? Пусть двое; пусть даже и здоровенные парни, но… Скорее. Он уже мысленно прокручивал: найти кол, какую-нибудь трубу, позвонить, они откроют дверь, он — на-ка! — трубой… Не было трубы, сколько ни шарил торопливым взглядом — ни одной трубы, даже коряги; сугробы и… сугробы, и все. Бутылка торчала горлышком из сугроба. Бутылка — взял ее. Он позвонит, они откроют дверь, он — бутылкой хлобысть! — в голову, потом… Потом еще, еще, ЕЩЕ! А если… — вдруг представилось, что не сможет, что — его — на-ка, хлобысть! Нет, нужно быть первым — бить в кость. В голову. Позвонить, они откроют, и — сразу. Только сразу, обязательно сразу — не медля. Если помедлит… если, то… Об этом и думать нечего. Страшно об этом думать.

Крепко сжимая бутылку, он вошел в подъезд. Темно было. Долго искал звонок. Не нашел. Бутылку до боли сжимал, до судороги. Левой рукой постучал в железо двери, совсем чуть-чуть, но громко вышло. Страшно вышло. Ноги не слушались, мягкие какие-то стали, и дрожь в коленях — ходуном колени заходили… постучал сильнее.

— Кто там? — суровый мужской голос.

— От… крывайте, — с трудом, все же выдохнул он.

— Кто там еще? Петрович, ты, что ли? Нету у меня, достал ты…

— От-крывай! — увереннее, но еще не так, как хотелось, как представлял он. Чертовы колени, совсем хотелось сесть, сил не было.

— Кто там еще?

— Открывай, бля! — колени струной — встали, замерли, голос резкий, с надрывом.

— Чего? Кто говорит? — голос за дверью зазвучал настороженно и с вызовом. Вадим не ответил. Что-то не то, показалось.

— Кто это? — уже грозно спросил голос за дверью.

— Отпусти их. Я не один! — вдруг, и уже не так бодро заявил Вадим.

— Я ща возьму топор, и хуйну тебя, бля так, что… Пошел на хуй отсюда! — взревел голос за дверью.

Угроза заставила Вадима отступить. Топор не входил в его планы. Тем более что у него самого всего лишь… какая-то бутылка.

— Кто там? — уже женский голос испуганно спрашивал за дверью.

— Какая-то шпана, достали, я сейчас их порублю.

— Коля, — просил женский голос, — не надо, давай милицию вызовем.