Алан Черчесов - Венок на могилу ветра

— Так и есть, — ответил Тотраз. — Зато сами дома богаты огнем и теплом.

— Славно, — сказал тот, что постарше. — Действительно, славно.

Он ухмыльнулся, поскреб небритый подбородок, привычным движением кнута сдвинул к затылку шапку, тут же прихлопнул ее на своей голове, перемахнул ногою седло и спрыгнул наземь. Проделал он это как-то чересчур ловко — не только для своих лет, но и просто для странника, одолевшего путь длиною в целый день и прерывавшего его лишь затем, чтобы справить нужду да напиться. То, что путь был неблизкий, было ясно по лошадям. На крупах у них заскорузла потеками пена, а по мордам бродили разводы пыли, подбитой с многих троп и дорог.

Подойдя к Хамыцу, пришелец сощурился, сверкнул быстрым глазом и уверенно протянул для знакомства руку:

— Туган мое имя. А это — Цоцко, мой брат.

Они поздоровались. С рукой у Тугана было тоже не так: безымянный палец перерос размерами средний, а мизинец выдался ровней указательному. На ощупь рука была теплой и шершавой, как коровий язык. Она не держала мозолей, но словно бы помнила все укусы судьбы, сохранив от нее множество шрамов. Так и хотелось заглянуть ему в ладонь.

Чуть обернувшись, Туган присвистнул, и обоз стал выправлять к плетню. В бричках сидели дети и женщины, никто из них не проронил покуда ни слова. Одна за другой, скрипя колесами и толкаясь на кочках, подводы в минуту разместились на Хамыцевом дворе. Дети, почти все сплошь — подростки, споро управлялись с лошадьми, освобождая их от хомутов, треножа веревками и подвязывая уздой к барьеру. Глядя на них, трудно было отделаться от ощущения, что делают это они не впервой и, возможно даже, уже не в десятый раз. Мальчишеские лица выражали взрослую деловитость. В них не было и крупицы стеснения, так же, впрочем, как и подобающего моменту любопытства по отношению к тому клочку земли, где им предстояло нынче заночевать. Пока они хлопотали, Хамыц насчитал трех женщин, не меньше пяти подростков и крошечную девочку лет трех-четырех, рискованно петлявшую у них под ногами, но умудрившуюся ни разу не оступиться и не упасть в темноте.

Опустив глаза, женщины приблизились к женам аульчан и о чем-то заговорили прочными голосами. Тотраз и Алан отправились подсобить гостям, а Ацамаз стоял рядом с хозяином дома и заметно потел, давя в глотке икоту.

— Что-то не так? — спросил Хамыц.

— Одолела изжога. Будто головешка под горлом горит.

— Я не о том, — сказал Хамыц.

— Пока не знаю, — ответил тот. — Только странно все это…

Хамыц кивнул, но все ж опять спросил, теряя терпение:

— Что именно?

Ацамаз перевел на него грузный взгляд, прикрыл на секунду глаза, задержал воздух, смиряя пожар в груди, потом показал ему руки:

— Хотя бы это…

— Ты о пальцах? Да ведь такое случается…

— Кабы только о них… Есть кое-что посерьезней. Хамыц ждал. От накатившей вдруг на него тревоги стало трудно дышать. Ацамаз проверил взглядом его лицо, убедился, что тот в самом деле не разобрал, осуждающе покачал головой и сказал:

— Усталость. В них ее нет.

«Верно, — подумал Хамыц. — Вот оно. А я все гадаю…»

— Может, просто выносливей нашего будут? — спросил он негромко, глядя на то, как оба чужака вместе с двумя его соседями стаскивают с одной из бричек непонятный груз и, мелко труся под его тяжестью, тащат ношу в сторону дома. Вот между ними мелькнула рука, сорвала покровы с изнанки слоистой тени и снова упала в провал циновки, за края которой они держались, семеня.

— Еще и старик, — произнес Ацамаз. — Гляди-ка: седой, как смерть, да вдобавок тяжелый, как пропасть… Бедой такое тело не нагулять, а?..

Не сводя глаз с рыхлого, почти необъятного, похожего на трясину, живота старика, Хамыц мысленно выругался и отвернулся, чтобы скрыть раздражение. Взгляд его упал на лошадей, которым расторопные подростки уже успели поднести из сарая по охапке сена, сложив еду прямо у коновязи. Хозяину пришлось отметить новую странность: кобыльи морды выражали полнейшее равнодушие, хотя корм был отменный, душистый — отличное лакомство после изнуряющего пути. Однако лошади жевали его на удивление размеренно и лениво, все равно что терпеливо выполняя свой долг — так же, к примеру, как сносили бы смену подков или стальной вкус постылых удил.

— Отец мой, — пояснил вдруг вынырнувший из темноты Туган, и Хамыц тоскливо подумал, что не услышал его шагов. — Лет ему больше, чем слов в языке, к тому ж половину из них он давно разменял на вечность. Но по-прежнему властный, как гром. Чуть обживется у вас, еще его услышите!.. Говорит, здесь ему нравится. Да и как отрицать: дом твой пригож и к гостям благодушен. Спасибо, хозяин.