Анатолий Луцков - Африканский связной

В душе Вьюгина вдруг проснулась, непонятно как в ней оказавшаяся, шляхетская гордость.

— Вы пойдете в темноте, по колено и выше в воде? — расхолаживала она своим вопросом вьюгинские попытки настоять на своем.

Дождь все лил, хотя его напор немного ослабел, но затихать он не собирался. Он мог еще идти и не один час, такое здесь случалось.

— Алекс, из нас двоих я, как вы понимаете, старше и поэтому прошу меня слушаться. Свой возраст я не скрываю. А в этом доме места вдоволь и приютить на ночь тайного агента для меня уже не ново. Однажды он уже пользовался моим гостеприимством в поезде и спал со мной совсем рядом.

Она смотрела на его с теплой иронией.

— Хорошо, что вы еще молоды и не храпите во сне. Это ценное качество, постарайтесь его сохранить подольше.

— Мегги, я вам, кажется, уже говорил, что не люблю слова агент.

Вьюгин злился на себя из-за того, что его временами покидало чувство юмора, а это уже был пугающий намек на возможность стать занудой.

— Хорошо, буду его избегать, — с готовностью сказала Мегги. — А сейчас у нас будет не такой уж поздний ужин, можно его устроить даже при свечах. Ужин, разумеется, будет холодным и запивать мы его будем “кьянти”, а в конце будет настоящий портвейн. То есть вино из португальского города Порту. Неужели кто-то будет против этого плана?

Вьюгин понял, что ведет себя почему-то как капризный ребенок, которого взрослые зовут к столу, а он держится за какие-то обиды не только на них, но и на весь окружающий мир.

— Мегги, я сдаюсь и даже прошу прощения за то, что иногда впадаю в детское упрямство. Позвольте за это вашу ручку.

Мегги, будучи англичанкой, видимо, не была избалована такой формой внимания, а Вьюгин поцеловал ее небольшую загорелую руку со странным удовольствием, будто выражал этим благодарность за допуск в некий до этого недоступный для него мир.

Она пыталась с привычной иронией смотреть на вьюгинскую светскую галантность, но ничего не сказала, только с дружеской фамильярностью потрепала его волосы.

— Я, кажется, испортила вашу прическу. Если хотите, помогите мне вытащить съестное из ходильника. А потом займитесь бутылками.

Вьюгин уже почти привык к тому, что Мегги все любила облекать в слова с налетом иронии, будто боялась впасть в сентиментальность.

— Ну вот, мы наконец поцеловались, — так она прокомментировала этот очевидный факт. Это случилось, когда они успели выпить по первому бокалу португальского вина из пузатой, стилизованной под далекую старину, бутылки. Правда, позднейшие поцелуи она уже словами не отмечала.

А когда утром Вьюгин прощался с ней, готовый окунуться в теплую сырость улицы, она сказала тоже не без иронии:

— Вот мы и стали любовниками, Алекс. Будем считать это неизбежным эпизодом и что соблазнительницей оказалась я.

Всю эту неделю Вьюгин делил время между своей квартирой и домом Мегги, где и проводил значительную часть своих дневных и особенно ночных часов. Однажды он почти три дня провел, не покидая особняка в зарослях бугенвиллии, хотя его внутренний голос что-то безуспешно пытался ему внушить. Известно, что самый глухой — это тот, кто не хочет слышать. Вьюгину еще было далеко до понимания того, что в жизни главное не столько радости, сколько отсутствие печали и горестей. Но беспечальная жизнь, в которой нет места радостям и удовольствиям, это, скорее, мечта стариков. Выбор же Вьюгина из этих двух вариантов было бы нетрудно предугадать.

А потом случилось то, что и должно было случиться. И даже здесь его противники проявили свою бездарность в выборе способа мести — это снова была газета. Но не было Ляхова, который смог бы его выгородить. Кажется, это была та самая газетенка, где когда-то появилась его фотография с Элис Мнамбити. Сейчас в ней тоже был снимок, но он не шел ни в какое сравнение с первым: там была композиция и хорошая техника, и даже своя, хоть и гнусная, но идея. А в этом номере газеты, которая сейчас лежала перед новым вьгинским шефом, как обвинительный материал, на снимке была лишь какая-то унылая бесформенность изображения и только из текста заметки можно было понять, что там запечатлен момент потасовки между двумя мужчинами, один из которых должен был являться Вьюгиным. Но любая экспертиза этого не могла бы с полной уверенностью подтвердить.

Все было подстроено, причем очень грубо. На почти безлюдной улице рядом с Вьюгиным остановилась машина, оттуда вылез какой-то рыжеватый верзила средних лет с отдаленно знакомым лицом и определенно нетрезвый. Он стал надрывно кричать о том, что он старый друг Тома Паркса и не допустит, чтобы какой-то паршивый русский спал с его женой. Рыжий пытался двинуть Вьюгина кулаком, но тот увернулся и удержался от соблазна нанести ответный удар. Откуда-то появился некто с фотокамерой, это был или белый, или мулат. Из-за поворота выехала машина и тогда водитель, схватив рыжего за пояс, втащил его внутрь салона, а фотограф вообще испарился, будто его и не было. Возможно, он снова сел на заднее сиденье этой же машины.