Анатолий Луцков - Африканский связной

— Есть две типичные ошибки в выборе пути экономического развития африканских стран. Первая — это идея самодостаточности, вторая — бездумное заиствование чужих моделей и их берут из Европы, Америки или Японии.

Тут Мгоди стал пространно объяснять, что совместить африканскую самобытность с ее общинным духом и развитие по западному образцу, где главное — это личная инициатива, индивидуализм, трудно, если вообще возможно. Ведь рыночная экономика несовместима с общинной идеологией, которая, как известно, не признает приоритета индивидуальной борьбы за накопление богатства.

— Но в нашем мире, — сказал с туманной многозначительностью Мгоди, подняв вверх указательный палец, — есть и третий путь, который доказал, что он может быть успешным, ему давно уже следуют более десятка стран. Мы будем присматриваться и к нему, используя то, что соответствует нашим условиям.

Вьюгин понял, что Мгоди был осторожный политик и не хотел давать повод для кривотолков. Но и того, что он услышал, было достаточно, чтобы понять, почему к нему проявляли интерес в его стране. А теперь и Мгоди был списан со счетов.

В Бунгване уже шла предвыборная компания. А сам Вьюгин приехал из страны, где всенародного избрания главы государства не было за все время ее существования, по каковой причине ее гражданам не надо до сих пор ломать себе голову по поводу выбора этого главы. Просто у них страна подчиняется тому, кто возглавляет единственную партию и это фактически признано уже во всем мире. Сознавая все это, Вьюгин не мог не чувствовать своей гражданской ущербности и избегал говорить на политические темы не только с западными людьми, но и с африканцами. Все-таки они имели право избирать главу своего государства.

Время от времени Вьюгин задумывался о том, какое возмездие ему уготовано за столь гнусный обман агента противника. Кара должна быть неожиданной и еще неизвестно, в какой форме. А, может, он преувеличивает свои опасения? Вьюгин надеялся, однако, что это возмездие будет разумно соответствовать серьезности содеянного, а ведь оно, повлекшее за собой высылку из страны троих сотрудников посольства, теперь напоминало неизбежность оплаты некоего гипотетического счета, о сумме которого можно было только догадываться.

Ляхов уехал и прощание прошло в некоторой спешке и без обычной, почти ритуальной передачи наставлений и пожеланий. Он явно старался не пропустить авиарейс и ему, возможно, было не до Вьюгина. И он еще не знал, что его ожидало в Москве. Правда, за два дня до отъезда он впервые, кажется, заговорил об общем положении дел в разведке, но быстро остановил себя, словно вдруг вспомнил, что Вьюгин работник чисто оперативный и знать слишком много ему просто ни к чему. Но одну фразу Ляхова он запомнил.

— Сейчас вся наша разведка напоминает головку швейцарского сыра. Внешне она кажется целой, а внутри вся в дырках. Но у сыра они естественные, а у нас это следы работы многочисленных кротов.

Что означало “крот” на профессиональном жаргоне, Вьюгин тогда не знал, но в западной прессе, которая попадала сюда, хоть и с опозданием, он читал сообщения о том или ином разведчике, который оказался “невозвращенцем”, да еще и стал работать на своих бывших противников. “Советский шпион выбрал свободу” — таков был обычный заголовок заметки о перебежчике.

Дутиков, как и ожидалось, жил теперь в прежней квартире Ляхова, а встречи с ним происходили на работе, где фиктивно числился Вьюгин. Там был один маленький и душный, временно необитаемый кабинетик со столом и двумя стульями. Встреч этих было пока немного.

— Скоро вам придется всерьез заняться нашей агентурой, — сдержанно напомнил ему его новый шеф. — Сначала со всеми установите контакт и потом обо всем будете докладывать мне.

Вьюгин молча кивнул и это почему-то раздражало Дутикова, видимо, считавшего, что молчание подчиненного, когда тот получает указание, может выражать только недовольство.

— Кроме того, Вьюгин, — сказал шеф, покалывая его острыми глазками, — когда будет готова военная техника для отправки в лагерь Мукамби, вас снова перебросят к нему, чтобы вы вели там свой учет того, что он получит. А то будет потом жаловаться на недопоставки.

— Он мне особенно не обрадуется, — хмуро сообщил Вьюгин. — Я ведь от него просто сбежал, когда он стал меня у себя удерживать.

— Вы на службе, Вьюгин, — напомнил ему Дутиков с подчеркнутым невниманием к его словам. — Ваши личные соображения, а также переживания никого не должны интересовать, если речь идет о важном деле.