Анатолий Луцков - Африканский связной

Ни в какой заповедник Вьюгин решил не ездить, а стал почти через день захаживать в гости к Мегги. В последний раз, когда он приближался к ее дому, ему показалось, что дверца автомобиля, стоявшего на противоположной стороне улицы, захлопнулась и он через какое-то время отъехал.

А на следующий день Ляхов по телефону огорошил его вестью, что его отзывают в Москву. Вьюгин связывал это с тем, что Шатунов стал формировать свои кадры, работающие в Африке. Было уже ясно, что новый глава здешней разведки будет развивать курс на вооруженный захват власти оппозиционными силами, а выборы нового президента страны считать не стоющими внимания. Но Ляхов отмалчивался и только неопределенно усмехался, когда Вьюгин намекнул ему в разговоре на происки Шатунова. “Считает меня слишком мелкой сошкой”, пришел к нелестному для себя выводу Вьюгин, “или боится критиковать высокое партийное начальство”.

— Сейчас я просто жду приезда того, кому я сдам все дела и сразу же уезжаю, — сказал Ляхов с какой-то холодноватой отрешенностью и тоном своим будто заранее давал понять Вьюгину, что не поощряет его интерес к причинам кадровых перемен, решения о которых принимаются в верхах. В связи с этим Вьюгин не перестал считать Ляхова опытным профессионалом-аналитиком, но человеческие качества шефа заметно потускнели в его глазах.

Вьюгин же не строил иллюзий относительно своей дальнейшей службы. Ляхов освободил его от работы с агентами, а склонять какого-нибудь африканского чиновника к продаже каких-то сведений было бы для Вьюгина делом почти наверняка провальным. Даже поездка к мятежному военачальнику в далеких горах казалась ему намного предпочтительнее. Правда, теперь, в связи с усилением помощи Мукамби не исключена была и его повторная вылазка в горы с какой-нибудь миссией уже по инициативе нового начальника. В том, что он вообще может оттуда вернуться, большой уверенности у Вьюгина не было. Его побег из лагеря, да еще и с изменником Нкили был еще, должно быть, свеж в памяти Мукамби.

Прибыл Петр Андреевич Дутиков для принятия дел у Ляхова. Вьюгин отметил выражение вежливой недоверчивости на его толстоватом лице и сразу понял, что симпатий у него он вызвать не может. Но он мудро рассудил, что человек может выбрать только друга или так называемого спутника жизни, но уж никак не начальника. Возможность такого выбора бросало бы тень на саму идею начальственности, граничащую разве что с божественной предопределенностью. Ляхов их познакомил, держась почти официально, но сказал с тенью одобрительности в голосе:

— Алексей Вьюгин, наш африканский связной.

Это у него прозвучало как некое звание, которое дается не каждому.

Дутиков был моложе Ляхова, но был полноват, изрядно лыс и он неторопливо ощупал Вьюгина небольшими глазками свинцового цвета. “Недоверчивый взгляд не слишком умного разведчика”, отметил Вьюгин и подумал, что вот Ляхов умел маскировать свой взгляд легкой насмешливостью или наигранным любопытством.

Дутиков сразу проявил полемическую готовность пересмотреть ляховскую характеристику Вьюгина. Он сказал немного скрипучим голосом:

— Ну, от слишком узкой специализации нам лучше отходить. Вы разве не привлекали его к работе с агентурой, Михаил Семенович? Я думаю, что в наших условиях это главное.

Он говорил таким тоном, будто Вьюгина здесь не было и в помине.”А они оба, пожалуй, не очень-то и знакомы”, отметил он.

Ляхов сказал в ответ что-то уклончиво-оправдательное относительно пользы разделения функций в работе, хотя повсюду, заметил он не без ехидства, и ширится движение за совмещение профессий, где надо и не надо.

Новоприбывший неодобрительно промолчал, а затем Вьюгин был отпущен Ляховым с напоминанием оставаться до конца дня в пределах телефонной досягаемости.

Дома Вьюгин неторопливо сварил себе кофе и вполне аристократически попивал его с остатками ликера “куэнтро” еще обнадеживающе плескавшемся в приземистой и квадратной бутылке темного стекла. Он сидел в своем немного продавленном кресле и листал подшивку журнала “Мамбо лео”, что можно было перевести как “сегодняшние дела”, которую он взял в библиотеке. Большинство его авторов были кенийцы, но писалось в нем не только о Кении, в которой он так и не побывал. Для него эта страна все еще была связана с Элис Мнамбити, с которой он едва ли когда-нибудь встретится. А еще это была страна, где бывший узник англичан во времена движения “мау-мау” Джон Кеньятта стал всенародно избранным первым президентом, женился вторично на молодой африканке и превратился в президента уже пожизненного. Потом его стали считать обыкновенным диктатором. Вьюгин подумал, что это соблазнительный пример для других кандидатов в президенты.