Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

Запись №2. Познакомилась тут недавно с парнем, по совету мамы. Живет в одном доме со мной. Никогда его не видела раньше, если честно. Вспоминаю поцелуи и объятия ночью в подъезде с Антоном. Нужно что-то с этим делать.

Запись №3. Ужас! Зачем я только пошла с ним?! Это самое ужасное свидание в моей жизни! Каждое слово из него приходиться тянуть. Не удивлюсь, если он еще девственник. Мама, ты не умеешь выбирать женихов.

Запись №4. (Зачеркнуто несколько раз наискосок).

Запись №5. Я не отвечаю на его сообщения. Все пытается извиниться. Что же мне так не везет на парней?

Запись №6. Скучно сидеть дома. Все-таки решила сходить с ним куда-нибудь. Как он раздражает своей нерешительностью. Ужас.

Запись №7. Нет, я больше не знаю этого Максима Еременко. Если из меня когда-нибудь будет сыпаться песок, то он будет последним, о ком я вспомню.

Екатерина Валерьевна отложила тетрадь в сторону и отрешенно уставилась на входную дверь. Павел почесал затылок и спросил:

— Это про отца, если я правильно понимаю?

Она молча кивнула.

— Кто бы мог подумать. Последний человек, о ком вспомню…

— Судя по дневнику, Вы были не очень хорошего мнения о моем отце.

— Эй, молодая Катенька, слышишь меня? — не обращая внимания на вопрос Павла, спросила старуха. — Чего ты добилась? Куда ты отвернулась? Стыдно, понимаю. Так вот, послушай. Я сделаю все, чтобы найти его и извиниться. Нужно будет, перед костями встану на колени. Если у тебя не хватило сил сказать ему то, что должна была, то это сделаю я. Найду как-нибудь силы. Мне Павел поможет. Ты спрашиваешь кто такой Павел? Ах, да, ты же еще не знаешь. Это сын Максима, дорогая моя. Сын, но не твой.

4.

Катя готовится отправиться в город.

Семен Иванович положил несколько сухих поленьев в печь, подравнял угли кочергой и закрыл чугунную дверцу. Проверил юшку и пошел к столу. Попытался вновь вникнуть в смысл рассказа Чехова «Пари», но льющиеся с потолка ручьи и снующие туда-сюда по телу клопы мешали сосредоточиться.

— Все-таки, нужно было по лету помыть окно, — оторвавшись от пожелтевшей книги, пробубнил старик.

Он отпил из отцовской алюминиевой кружки травяного чая и поморщился.

— Остыл…

Катая между пальцами окурок, он поднес к уху коробок. Потряс. Достал последнюю спичку и, чиркнув ею о стену, закурил. Желтый дым вышел из легких вместе с начавшимся кашлем. Пришлось встать, надеть на впалые плечи латаную фуфайку, и с зажженным остатком сигареты в уголке рта, выйти на улицу. Туман был настолько густой, что соседский особняк существовал лишь в памяти. Семен Иванович уже собирался идти ложиться спать, как увидел черный дым из печной трубы соседского дома.

— Что это она, на ночь, глядя, решила топить? Замерзла, поди, помещица недобитая.

Он выкинул бычок в массивные заросли крапивы, сплюнул желтую слюну и вернулся в дом, плотно закрыв дверь. Как был в фуфайке, так и лег на скрипучую кровать. Посмотрел на выцветшую фотографию покойной сестры, совсем еще юной, улыбающейся. Потом закашлял, повернулся на бок, поджал ноги и заснул.

— И эти книги сжигать? — спросил Павел Максимович. — Они вроде еще ничего. Пыль только сдуть и можно читать.

— В печь. Дров все равно нет. Так что остались только книги.

Она взяла книгу с полки, провела рукой, стирая тонкий слой пыли и прочитала:

«Академик Щелоков. Наука о сердце. Том 1. 1964 год».

— Старая книга, — выглядывая из-за плеча Кати, проговорил Павел Максимович. — Сейчас таких уже не печатают.

— Сейчас вообще ничего не печатают, — спокойно ответила она. — Помню, коллеги подарили на день рождения. Но я так и не притронулась к ним. Сначала было некогда, потом желание читать отпало. Думала, может сын врачом станет.

Катя смахнула с себя крошки измельченного растения из семейства пасленовых.

— Нам нужно план составить, поэтапный. Что мы в первую очередь посетим, что — во вторую, а что — в третью. Не может быть, чтобы в городе нигде не осталось следов моего отца.

— Во-первых, нужно попробовать наведаться в квартиру, где он раньше жил, и где жили его родители. Может, там узнаем что-нибудь. Квартиру матери я после ее смерти сразу же продала. Не могла в ней больше находиться. А он, как я понимаю, остался жить в том доме. Интересно, стоит ли еще этот маяк коммунизма?

— А Вы там больше не были?

— Нет, не была. Моя жизнь резко закрутилась вокруг работы, ремонта в новой квартире и, чуть позже, строительства особняка. Потом нужно само отделение, где ему делали операцию, навестить.