Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

Засвистел чайник.

— Слышу, слышу, сейчас.

Чайник надрывался и свирепел, требуя, чтобы на него, наконец, обратили внимание. Крышка затанцевала по горлышку чайника.

— Да иду, иду, — сказал старик, еще раз посмотрев в маленькое окошко, и поспешив к дровяной плите.

Когда он вернулся, держа полотенцем эмалированную кружку, на крыльце уже никого не было.

3.

Катя читает свой дневник.

— Кто мертв? — опешив, спросил Павел Максимович. — У меня все анализы в порядке.

— Но как, Максим?! — с неподдельной радостью спросила старуха.

— Меня Павлом зовут. Максимом звали моего отца, но это не имеет никакого отношения к делу, Екатерина Валерьевна.

— Сын…, — повторила старуха за помощником, словно впервые слышала такую комбинацию звуков.

Она с трудом поднялась со ступеней, взяла палку и, шаркая ногами, пошла в дом. Павел Максимович проводил ее взглядом, соображая прикидывая дальнейший план действий.

— Заходи, — донесся из темноты приглушенный голос старухи.

Павел Максимович для приличия постучал кулаком в дверь, набрал в легкие промозглого воздуха и вошел. Дом сморщился, словно вдохнул табачного дыма, и зачихал.

Горшки, книжные шкафы до потолка, репродукции картин, трехъярусная люстра, вазы — все застыло в пыли и саже, как жуки в янтарной смоле. Источником сажи, скорее всего, была печка-буржуйка и кирпичный камин, в котором кто-то неумело вывел трубу от печки. На полу лежал персидский ковер, точнее, уже не ковер, а подгоревший вспенившийся омлет, наступать на который не хотелось. На ковре стоял круглый, массивный дубовый стол, покрытый засаленной, в нескольких местах порванной, скатертью. На столе расположилась стеклянная квадратная пепельница с множеством старых и свежих окурков разной длины, а так же, выделяющаяся из общего фона, чистая фарфоровая тарелка и чашка с позолоченной окантовкой.

Взгляд Павла Максимовича остановился на заваленной хламом изогнутой лестнице, уходящей наверх. Сложно было представить, что когда-то по ней поднимались люди.

— Лестницей не пользуетесь, Екатерина Валерьевна?

Послышалось падение ложек из соседней комнаты, возможно кухни, судя по приколоченной табличке с нарисованным половником. Старуха не отвечала.

— Наверное, не слышит, — подумал он и прошел на кухню, тут же вляпавшись ногой во что-то мягкое и склизкое.

Приглядевшись, Павел глазами отделил старуху от деревянного стола и заботливо забормотал:

— На улице еще день. Может, открыть окна и проветрить? Впустим свежего воздуха.

Старуха, молча, накачала с помощью насоса воздух в примус и, чиркнув спичкой, зажгла слабенький огонь в горелке. Подождав секунд десять, она повернула маленький вентиль подачи топлива, и пламя стало разгораться сильнее.

— Кофе хочу сварить, — сказала она, повернув голову в сторону заваленной грязной посудой раковины. — Люблю свежий кофе. Без всего теперь могу прожить, кроме трех вещей.

— Каких вещей, позвольте поинтересоваться? — с интересом спросил Павел Максимович, достав из кармана пиджака блокнот. Екатерина Валерьевна перевела взгляд на примус и ответила под сморщенный нос:

— Без кофе — раз.

— Так, — царапая карандашом по бумаге, пробубнил он.

— Без сигарет.

— Два, — поправляя очки, процедил Павел.

— И без консервированных персиков, — закончила она перечислять и поставила на горелку литровую кастрюльку, покрытую копотью.

— Интересный набор.

— Обычный набор, — сказала она, всыпав в кастрюлю несколько ложек коричного порошка из стеклянной баночки.

В том, как бабка варила кофе, было что-то завораживающее, и, с другой стороны, отталкивающее, больше похожее на возню жука среди муравьев. Она заглянула в медный ковшик, потом — в кувшин. Взяла его и поболтала рукой.

— Думаю, хватит, — сказала старуха и влила мутной воды в кастрюльку. Потом покопалась в раковине и, вытащив из-под сковородки ложку, принялась мешать варево.

— Екатерина Валерьевна, а Вы не хотите покинуть дом? Он вот-вот рухнет.

Бабка, продолжая помешивать кофе, окинула взглядом кухню. Потом ответила:

— Дом не отпускает. Он слишком многое для меня значит. И я для него. Много сил, нервов и денег потрачено. Да и зачем ехать? Меня все устраивает. Сама себе хозяйка.

— Но в Вашем возрасте тяжело ухаживать за такой громадиной. Я смотрю, электричество Вам отключили. А дрова где берете?

— Думала, печка никогда не пригодится, но топить камин у меня больше нет ни сил, ни средств, а печка даже на сушеных коровьих лепешках тепло дает. Зимой только ею и спасаюсь.