Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

— Отец, а что ты так уцепился за наше село? В городе ведь ловчее. Там тебе и водопровод, и электричество. Чего ты нас никак в покое не оставишь? Дал бы уже дожить спокойно.

— Мой дед служил в усадьбе еще до революции и был расстрелян по ложному обвинению. Как рассказывал отец, приговор привела в исполнение местная защитница революции.

— Знаем мы эту защитницу, — с отвращением сказал Валет. — Она моего отца отправила стланик заготавливать в вечную мерзлоту.

— Это ты о ком, старый? — спросила женщина, сидевшая рядом.

— Как о ком? Что, забыли мать Толика?

Небольшая стая ворон слетела со скелета обгоревшей сосны, и переместились на ржавый купол.

— Да, лютая была баба, а смерть видимо, еще лютее.

— А кто ж знает, какая у нее была смерть? — промычал под нос Валет. — В тридцать восьмом году с концами баба пропала. Может в Москву на повышение уехала, да там и осталась?

— Что, и мужу ничего не сказав? И сына бросив? Нет. Много знала, видимо.

— Времена революционной романтики прошли, а в эпоху бюрократического строительства социализма такие люди все равно бы не вписались. Тесно. Скучно. Противно.

— Так что, получается, Вы наш, местный? — спросил комбайнер отца Михаила.

— Мой дед родился и служил здесь, но сам я москвич.

Тут до людей донеслись крики:

— Беда! Отец, Михаил, не уезжайте, прошу вас! Муж помер. Отпеть ведь нужно, а кроме Вас — некому, — прокричала Люба на одной ноте.

Все, встрепенувшись, повернули головы, и увидели запыхавшуюся односельчанку.

— Как так помер? — ошалело проговорил Валет. — Я ведь только что с ним разговаривал…

Когда народ разошелся по домам, и стало тихо даже по деревенским меркам, отец Михаил, промочив горло водой, оставшейся на дне кружки после Ивана Громыко, неспеша перекрестился и подошел к еще пахнувшему краской стенду, надел очки с перевязанной дужкой, и стал бегло читать историю храма.

— Господи, дай сил.

— Что это Вы там бормочите?

— А, Сеня. Спасибо, что стенд вкопал. Благое дело сделал.

— Сегодня еще покойник на мою шею свалился. Теперь копай яму по жаре. Не мог подождать до октября!

— На все воля Божья. Каждый служит на своем месте.

— Что, и могилы копая?

— Кто-то же их должен копать.

— Вот как сестру первую закопал, так и остановиться не могу. Почему ваш Бог сироту не спас из петли?

— Она сделала выбор, Семен. Бог настолько уважает нашу свободу, что у человека есть выбор — он может сказать Богу «нет». Насильно в рай не затащишь. Поищи дома или в библиотеке «Братьев Карамазовых», и прочти главу «Великий инквизитор».

— Нет никакого Бога.

— Вас с сестрой крестили? — пропустив возражение мимо ушей, спросил священник.

— Бабка, втайне от родителей, — буркнул Семен. — А я своего согласия не давал. Зачем мне это?

— Если ты, правда, хочешь помочь сестре, то поступи так, — сказал батюшка осторожно, взвешивая каждое слово. — В крещении человеку дается только семечко. Начни это семечко бережно выращивать в себе. Во-первых, живи по Евангельским заповедям. Во-вторых, используй исповедь как инструмент для прополки сорняков в душе, миропомазание и молитву — как воду и удобрения. Спустя какое-то время ты обязательно увидишь, что у тебя ничего не получается, что ты немощен духом. Нет сил, жить по Евангелию, нет сил, бороться со страстями в душе. И вот только тогда ты поймешь, зачем нужен Христос. Придет смирение и понимание, что без Бога очистить свою душу от страстей не получится. Благоразумный разбойник на кресте увидел себя настоящего, понял это и покаялся.

По мере очищения души, по мере того, как новый человек в тебе будет заменять ветхого человека, начни молиться за сестру, чтобы Господь облегчил ее страдания. Не слушай никого, кто запрещает это делать. Мать какого ребенка больше любит? Самого больного, самого слабого, а Бог есть любовь.

Семен махнул рукой, отошел метров на десять, остановился, повернулся и крикнул:

— Канистру с бензином возле молоковозов заберите.

— Спасибо, Семен, — сказал священник и перекрестил его.

Парень вновь махнул рукой и трусцой пошел по тропе.

Отец Михаил ехал на старенькой белой «Ниве» по дороге в сторону дома деда Толи, как уже издали приметил пыльный столб, поднимающийся вверх. «Нива» съехала на обочину.

Глядя в зеркало заднего вида, батюшка перекрестил красный автомобиль, и, включив первую передачу, не спеша, объезжая рытвины и ямы, поехал дальше.

Миновав храм, «Опель» начал захлебываться и, не доехав всего нескольких метров до мельницы, окончательно остановился, будто кит, испуская пар из-под капота. Матерясь, водитель вылез из машины, швырнул окурок в горелую траву, открыл капот и начал разгонять пар.