Часть книг досталась от покойной младшей сестры, часть — от отца. В основном, труды по земледелию и агрономии. Книги лежали везде: на грубых самодельных дубовых полках, в шкафу, стопками на столе и на полу, под столом, на печи, на подоконнике. Некоторые почти новые, не засиженные мухами, а большинство, конечно, с отслоившимися переплетами, обгорелыми страницами и покрытые пылью.
Семен Иванович сел на ступени некогда помпезного крыльца, положил трость и достал из пачки сигарету. Скрипнул засов. Черная массивная дверь наполовину отворилась. Понесло плесенью. Из двери по частям начал показываться человек: сначала трость, потом сморщенная рука, нога, и, наконец, голова. Он огляделся, и только после того, как удостоверился, что никого поблизости, кроме старика, нет, выполз полностью, прикрыв за собою дверь. Человек, не спеша, как черепаха, подполз и примостился рядом. Со стороны это напоминало две статуи в Летнем саду, одетые в фуфайки.
Старуха сняла давно нестиранную косынку, обнажив седые волосы, больше похожие на щетку для мытья посуды. Достала из кармана пиджака гребешок и слегка причесалась, посыпав черную юбку кожными струпьями. Потом кое-как взяла артритными пальцами подарок из портсигара старика, сунула в уголок рта, между двумя морщинистыми складками, и подкурила от газовой позолоченной зажигалки.
— Слушай сосед, ты когда собираешься помирать? — попыталась пошутить старуха, погрузившая лицо в серый дым. — Меня, что ли, пережить захотел?
Дед потушил окурок, смяв его о ступеньку.
— Сам давно хочу понять, каково это, когда тебя закапывают.
Зажужжала муха, попавшаяся в сети паука. Дед стал кашлять. Организм еще сопротивлялся.
— Персиков хочется консервированных, — проговорила Екатерина Валерьевна.
— В саду несколько яблок упали. Может, Вам принести?
— Нет, не хочу яблок. Дед с бабкой столько банок с желе закатали, что до сих пор не поела. Плесневелые стоят.
Она попыталась сплюнуть, но слюна, пропитанная никотином, растянулась и повисла, будто паук на паутине. Старуха достала из кармана сальную тряпку и вытерла рот. Сигарету она жадно выкурила до самых подушечек пальцев, еще несколько раз затянувшись для верности.
— Зимой топить печь чем думаете? — соскабливая ногтями плесень на дряблом подбородке, прошипел старик.
Старуха ничего не ответила, словно заснула на ходу.
— Ладно, Екатерина Валерьевна, пойду к себе. Почитаю немного. И, вот еще, возьмите.
Он высыпал все папиросы из портсигара ей на юбку. Она проводила соседа взглядом, до калитки и закрыла глаза. Над домом каркая, летали жирные вороны.
— Екатерина Валерьевна? — прозвучал жеманный голосок. — Как я рад, что застал Вас дома! Вы неуловимы. Похвально для вашего почтенного возраста. Хотя, о чем это я? Для женщины возраст заканчивается в двадцать пять лет.
Человек, каким-то образом не приводя при разговоре в движение ни один мускул лица, расхохотался в одиночку, но поняв, что старуха не реагирует, продолжил, надев на лицо другую маску:
— В общем, ближе к делу, Екатерина Валерьевна. Я представляю попечительский совет. Буду заниматься проблемами стариков, инвалидов, детей-сирот. Зовут меня Павел Максимович. Знаю, как тяжело одной в таком возрасте, и я готов оказать посильную помощь. Совершенно бесплатно. Вот каталог предоставляемых услуг. Ознакомьтесь. Ах, да. Давайте я лучше сам прочту. Или может быть…
Полноватый человек выдавил из себя все красноречие и выложил козырь, словно бы тюбик, из которого выдавливают мазь, боясь что-то оставить. Старуха по-прежнему отрешенно смотрела в сторону, но стоило подойти к ней вплотную и подставить ухо к голове, то можно было разобрать шум работающих старческих извилин. Что-то щелкало. Какая-то мысль зародилась под пучком сальных седых волос.
— Может быть, мы пройдем в дом? — с надеждой спросил Павел Максимович, заглянув старухе прямо в остекленевшие глаза. — А то больно жарко становится.
— Ты…?! — дрожащим голосом, произнесла Катя. — Ты жив…?!
Семен Иванович сидел у окна с включенной лампой, локтями опершись о стол, чтобы меньше чувствовать боль в спине, и с увеличительным стеклом читал Чехова, «Палату №6». Он оторвал взгляд от потрепанной книги, и сквозь давно немытое, заклеенное пластилином стекло, посмотрел на соседку, так и сидевшую, под слепым, как и она, небом.
— Старая дура, — сказал он, протирая тряпкой очки. — Отстроить такую домину и жить на старости лет одной. Ладно, мне природа здоровья не дала, прятался от девок. Я столько земли не перекидал лопатой, сколько она денег! Не понимаю, что с ней такое произошло?
Читать дальше