Но потом я понял, что ты сейчас спасаешь не меня и не нас. А себя. И все эти дурацкие письма, твой выдуманный алгоритм принятия — терапия. Вывернутая наизнанку, страшная, негуманная терапия, в которой ты раз в неделю залезаешь грязными руками в живое, копаешься там, а потом оставляешь на семь дней. Гнить, воспаляться, нарывать и сочиться. И снова возвращаешься, срываешь корочку. И все начинается заново.
Я бы так хотел не подыгрывать тебе хоть в этот раз. Я бы ни за что не стал продолжать. Но ты написала то, что написала. Я всю неделю думал, зачем? Почему сейчас, скрывшись, не дав нам шанса обсудить словами, произнесенными вслух? Почему вот так? Что за извращение? Что за маниакальность?
Ты не стала обсуждать. Ты не разрешала возвращаться в тот вечер. Ты делала вид, что ничего не произошло. Ты так и сказала — ничего, норм, проехали. Справимся. И я поверил, мне так легко было поверить. Но я хотя бы спросил. А ты спросила меня, как я? Какого мне было после? Вовремя? До? Что делать со мной? С тем, что во мне? С тем, живым и гниющим, что ты оставила?
Хочешь поговорить? Но не можешь говорить? Давай так. Давай хоть так. Пусть мне и кажется уже, что это бесполезно. Вечер, значит. Свежая скатерть, паста с рыбой, белое и сухое. Ненавижу белое и сухое.
А до него месяцы тотального безденежья. Брошенная учеба, сорванные курсы, один проект на все затраты. Десять часов в день у монитора — глаза слепит, шея в камень, кисть гнется с трудом. Растворимый кофе 3в1, крошки между клавишами. Дорога домой час в одну сторону среди потеющего, тесного и чужого тела. Вечер в обиженной тишине. Перманентный скандал. Раскаленное добела раздражение.
Что там с тобой? Кто там в тебе? Кто ты?
Пустота. Пустота с нами, Сонь. Как можно было решить, что в нас есть право на еще одного жителя этой бескрайней пустоты? Откуда взять ресурс тепла, участия, сил и уверенности, если на самих-то не хватает ни тепла, ни участия, а силы с уверенностью давно распроданы по дешевке за бумажки, которые мы обменяли на еду?
Несвоевременно, пусто, не привязано ни к чему реальному. Только к твоим фантазиям. Миру, раскинутому в твоей голове. Еще один проект. Не вышло с учебой? Выйдет со мной. Не вышло со мной? Выйдет с работой. Не вышло с работой? Выйдет с затворничеством дома. Не получается сидеть без дела сутками? Время завести собаку! Нельзя собаку? Отлично, давай заведем ребенка. А фикус нет, фикус пусть подыхает без воды. Так работал механизм твоей странной логики? Логики, не поддающейся логике. Болезненно вывернутой, невозможной к осмыслению со стороны.
Конечно, я сказал, что это глупость. Не сейчас, Сонь. Не время. Потом. Когда устаканимся, уложим все по полкам, на ноги встанем. Нам рано, мы потом. Не сейчас. Не сходи с ума. Перестань, Сонь, перестань плакать. Ну что я такого сказал? Ты спросила, я ответил. Ну, иди сюда, иди сюда, иди. Только перестань плакать. Все будет, потом все будет, Сонь. Когда-нибудь. Надо только постараться.
Я поверил, что ты услышала. Поняла меня наконец. Я так устал быть тебе врагом и ограничителем. Иногда хочется сбросить с себя все боевые железки, просто лечь на пол и молчать. С тобой. Просто смотреть в потолок, не говорить, не спорить, ничего не решать. Иногда так хочется вспомнить, зачем мы вместе. Понять, что пустота между нами — это мы, когда кричим, продолжая молчать. И помолчать молча. Без крика, понимаешь?
Но ты не дала. Полежать на полу, посмотреть в потолок. Побыть вне постоянной борьбы без цели и смысла. Ты приготовила пасту, налила вино, выгладила скатерть. Надо было понять, что ты задумала. Почему так ушла в себя, почему еще больше запахнулась, еще крепче задернулась, завернулась в плед, застыла коконом. Что нашлось в тебе нового, неизведанного мной, что за решимость? Порыв? Блажь? Очередной срыв?
Чем ты думала, принимая такое решение за нас двоих, Сонь? Откуда взялась эта слепая решимость? Уверенность, что так — верно. Заранее зная, насколько я против и почему, взять и решить за двоих о жизни, которую делишь на двое. Должна делить. Это честно — принимать общее решение в общности. Делать выбор в голос, а в не тишину. Но ты сварила макароны в бантик и залила их сливками, будто это может как-то сгладить угол, который не угол вовсе, а лезвие.
Вино было вкусным. Не сладкое, но без горечи. Легкое, хорошее вино. Я успел сделать два глотка. Первый, потому что хотел пить. А второй, потому что оно хорошее. И ты посмотрела так, что я сразу все понял. Это как мокрой рукой о провод. Не знаю, убьет ли током мокрый мобильник, но мокрая рука может. Ты была оголенным проводом, я был рукой. Еще цельной, без ошметков сгоревшей кожи, но уже приговоренной.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу