Ольга Птицева - Тожесть. Сборник рассказов

А знаешь, что я видел? Обиду, непрощение, агрессию, пустоту, нелюбовь, неприязнь, желание отстраниться. Я думал, что пройдет. Я хотел дать тебе время. Дать тебе воздух. Пространство для маневра. Возможность решить, как мы будем дальше. Я же себя винил. Я пытался с тобой говорить, прощения просил. Ты помнишь, что сказала? Я помню. Ты сказала — все в норме. Ты сказала — справимся.

Это твоя привычка, говорить одно, думать другое, чувствовать третье, а решать четвертое, взятое с потолка. Как залезть в твою голову, Сонь? Как разобраться в ее устройстве? Чем вскрыть код? Что там исправить?

Ты пишешь, что растворялась во мне. Ты растворялась в пространстве вне меня. Тебя не ухватить было. Я пытался, а ты уворачивалась. Странно, плавать не умеешь толком, а ускальзывать от ответов, разговоров и решений выходит мастерски. Только спросишь в лоб о важном, а ты уже хвостом вильнула и в глухую несознанку.

Мне иногда так хотелось тебя схватить, стряхнуть с тебя эту пыль, твою апатичность, пассивность, сонность, чтобы ты наконец проснулась, стала такой, как была. Или другой. Какой угодно, главное оживить, заставить проснуться. Я смотрел на тебя и не знал, как подступиться. Кокон одеял, шарфов, растянутых свитеров и носков до колена. Не человек, а лохмы, ткань и ветошь. Не девушка, а ворох обиды, странности и нерешительности. Я боялся, что стоит к тебе прикоснуться, и ты развалишься на все эти лоскуты, останется только горстка пыли и выцветший плед.

И как в тебе только нашлось сил, чтобы уехать? Что за порыв? Неужели ты наконец проснулась? Увидела себя со стороны и поняла, что дальше так нельзя? Но почему-то виновным во всем сделала меня одного. Конечно, куда проще обвинить человека и сбежать от него, чем признать, что тебе требуется помощь. Я не хочу тебя обвинять. И не буду. Я устал от постоянного соперничества — кто кого больней уколет, заденет, опрокинет на пол и забьет ногами.

Мы не враги с тобой. Но почему-то только и делали, что уничтожали друг друга. Выжигали зону отчуждения. Бились до крови за самую маленькую фигню, вроде, кому достанется теплое одеяло. Если подумать, то мы же самые близкие. Представь, столько людей на планете, а только я знаю, что чай ты пьешь черный, с сахаром и лимоном. А еще любишь на теплую булку класть тоненький кусочек масла и сыра, чтобы они подтаяли. Целый мир живет без этого знания. А я его хранитель. Сколько штук обо мне знаешь только ты? Сколько вещей никому не объяснишь, а нам и объяснять не надо? Сколько важностей происходило только с нами? Сколько всего, Сонь? Тебе не жалко? Неужели тебе не жалко?

Я не верю. Я знаю, что ты вернешься. Просто не надо тянуть, хватить мучить себя, хватить уничтожать меня. Возвращайся. Мы все исправим. Если тебе нужна помощь, мы найдем того, кто поможет. И я пройду это с тобой. Вместе мы найдем новые пути, новые варианты сосуществования. Пожалуйста, Сонь, приезжай обратно. Ты пишешь, что мы никогда не смотрели друг на друга, чтобы дать себе шанс узнать. Мы никогда не говорили так, чтобы по-настоящему понять, кто мы и зачем. До этих дурацких писем мы говорили о всем на свете, только не о нас. Почему-то так непринято. Почему-то это кажется лишним.

Мне так больше не кажется. Я соскучился. Очень. Очень соскучился, Сонь. Просто приезжай. Хочешь, мы никогда больше не вспомним об этом. Или будем говорить пока не устанешь, пока не скажешь все, что хотела, но боялась. Никакого больше Евгения, я клянусь. Никакой холодной ванны. Никакой войны.

Если мы и сейчас не дадим себе шанс, то через год тупо не вспомним, почему были вместе. Но была ты, бы я. Было что-то важное. Была же причина. Возвращайся, мы вспомним. А если нет, то найдем новую. И будем.

Будем поливать фикус.

Только возвращайся.

Я очень жду.

Пересчитала письма. Получается, это уже четвертое. Я думала, что к четвертому письму пойму про нас что-то важное. Что-то, объясняющее, почему так вышло. Что-то, дающее мне ответ, как быть с этим теперь, когда я все решила, когда я почти уже все сделала, но до сих пор иду наощупь, потому что нет сил открыть глаза.

На самом деле, все очень просто, Жек. Если хочешь найти что-то, перестань жмуриться. А я все жмурюсь и жмурюсь, до красных точек в темноте. Я такая трусиха, Жек. Сама себя ненавижу за эту трусость, ненавижу и терплю, и ничего не делаю, но если не сейчас, то я уже никогда. А никогда — это такое нестерпимое слово. Оно даже на вкус, как старую монетку полизать. Железо и грязные руки. Я не хочу оставлять тебе это самое никогда. Я напишу, Жек. Я сейчас соберусь с мыслями и все тебе напишу.