Ольга Птицева - Тожесть. Сборник рассказов

Я сейчас много думаю. По сути, мне больше и заняться не чем. Только думать и пить этот мерзкий чай, отдувая в сторону пленку, чтобы она не осталась на зубах. И пока я думаю, ты рядом. Вот такой, каким был лет шесть назад. Моим. Без этой неуемной гонки за всем и вся, без страха опоздать, без пугающей мании контролировать все, что происходит в нашей жизни. Спокойный, способный все уладить, а что не уладить, так забить. Жека. Веселый, бессонный, ленивый, любящий крафтовое пиво и стейки. Жека. Жека, тащивший с помойки кресло, потому что хорошее же, и месяц потом выводящий из дома клопов. Жека, который не поливал фикус. Жека, который целовал меня так, что я теряла понимание — где право, где лево, где верх, где низ, и почему мы еще стоим, скорее-скорее опускаем прямо на пол. Жека варящий мне куриный суп, Жека лепящий пельмени, Жека хрустящий бубликами и сломавший о них левый клык. Мой Жека. Жека, по которому я скучаю так отчаянно и так долго, что начинаю забывать, как это жить без постоянно тоски и обиды.

Куда он ушел? Куда он делся? Куда исчез? Что я должна сделать, чтобы он вернулся? Что написать, чтобы он прочитал? Может, крикни я сейчас в окно — ЖЕ-Е-Е-КА! Он бы услышал? Там, в своем далеком 2012, вздрогнул бы, повернулся ко мне, мол, чего кричишь? Ничего, Жек, ничего, я не кричу, это тебе послышалась. Я пока еще не кричу. Мы пока еще счастливы, Жек. Пойдем, сожрем самый кровавый стейк на районе и закажем билеты на море, можно автобусом, как захочешь, так и будет, Жек.

Только не исчезай.

Послушай, давай заканчивать эту херню, а? Серьезно, возвращайся. Ты уже меня наказала. Исчезла, замела следы. Я правда не могу на тебя выйти. Никак. Ни через кого. Что мне в розыск тебя объявлять? Мать твоя не берет трубку, братец сказал, что я мудак, а папаша пообещал руки выдрать и в жопу засунуть, если я не перестану вам трезвонить.

То есть ты понимаешь, да? Я снова им звонил. Всю неделю. Каждый вечер садился и начинал обзвон. Тебе и им. Им и тебе. Еще Катьке, но она божится, что ты с ней на связь так и не вышла, написала только, что уезжаешь. Дай ей свободу, говорит, дай ей воздуха.

Бери. Воздуха, воды, хоть земли пожуй, только возвращайся. Правда, я так больше не могу. Это какой-то мудацкий ситком, в котором я мечусь по комнате, пока ты сидишь в шкафу и прячешься, а за кадром над нами ржет многочисленная массовка. Я даже слышу их хихиканья. Я даже проверял в шкафу. Их нет. И тебя тоже.

Сонь, можно долго превращать меня в форменного урода, обсасывать все мои мудачества, приделывать к ним ниточки и вешать на люстру. А можно вернуться и поговорить. По-человечески, Сонь, без дебильных писем и тотального игнора. Ты же мне не отвечаешь. Ты строчишь свое, давишь, мнешь и выкручиваешь. Тебе плевать, что я там пишу, у тебя своя траектория.

Но так нельзя. Нельзя так мучить меня и самой мучиться. Это как в нарыве ковыряться, как зуб гнилой языком трогать. Только хуже и больней. Если тебе такая боль нравится, то мне нет. Я от нее устал. Я как помоями облитый хожу. И даже оправдаться не получается, ты же молчишь в ответ. Ты же не хочешь меня слушать. Ну так давай прекратим. Сразу. Одним решением. Не надо труп оживлять электричеством. Умерло, значит умерло. Похороним, закапаем нас вместе с фикусом, и будем жить дальше. Врозь.

А если тебе нужен разговор, так давай говорить. Возвращайся и давай говорить.

Я виноват в стольких твоих бедах, что сам уже в них запутался. Но как понять их, как почувствовать, если на любой мой вопрос ты молчишь. Молчала тогда, молчишь сейчас. Ты даже в разговоре молчишь. И в ссоре. Ты молчишь, когда орешь и кидаешься вещами. Когда плачешь. Когда разговариваешь. Ты можешь проболтать весь вечер без умолку, но на деле ты молчишь, Сонь. У меня не получилось разобрать это твое молчание на слова. Я точно понимаю, что там глухая обида. Но слов… Слов я не слышу. Не считываю.

Вот ты пишешь про ванну. Что лежала в ней часами. Засыпала. Просыпалась. Что телефон в воду уронила. Почему ты не рассказала этого раньше? Словами. Не намеками. Не молчанием. Не слезами. Словами. Это же просто. Ты же их знаешь. Ничего заумного, такого, как ты любишь. Просто слова, чтобы я понял.

Жек, мне плохо. Жек, я постоянно хочу спать. Жек, я чувствую себя подавленной. Кажется, у меня депрессия, Жек. Кажется, мне нужна помощь.

Легко, правда? Я бы понял. Я бы начал что-то предпринимать. Я бы попытался хоть чем-то помочь. Я же ничего этого не видел. Я же работал, Сонь, за нас двоих работал. Но я спрашивал, точно спрашивал. После того, как ты вернулась из больнички. Нужна ли тебе помощь? Могу ли я помочь? Или стоит обратиться к кому-то? Помнишь, что ты ответила? Я точно помню. Ты сказала, что все в норме. Ты сказала — справимся. Вот так. В множественном числе. И тут же исключила меня из списка тех, кто должен справляться. И начала сама. И не справилась.